Не, у них не борьба. Они продолжают кормить крокодила. В Израиле города Ашдод и Нетания уже наполовину говорят по-французски - из Франции уже несколько лет самая большая алия. Евреев во Франции давно избивают, а временами и убивают, но французам - плевать. Да и когда их самих расстреливают из автоматов - ничего умнее, чем спеть Imagine all the peoplе, они придумать не в состоянии.

Таакой скоординированный теракт сразу в 7 точках долго готовили, и надо быть очень большими долбоебами, чтобы такое прохлопать.

“Они глупы, но они не представители зла”,- говорит парижанка, работающая в 11­м округе. И на площади Республики никто не хотел говорить об исламистах или об “Исламском государстве”. Аншель Пфеффер 15 ноября 2015 ПАРИЖ ­ На следующий день после террористической кампании в Париже, в которой погибли 129 человек и более 300 получили ранения, жители французской столицы по-­прежнему пытаются осознать то, что их поразило. К вечеру, после того как весь день, по приказу полиции, люди избегали собираться на открытом воздухе, сотни людей вышли на площадь Республики, что всего в нескольких сотнях метров от концертного зала Батаклан, где четверо террористов более двух часов держали в заложниках сотни людей и убили 89 из них. От бульвара Вольтера, где находится зал, который был закрыт полицией, кареты скорой помощи с завывающими сиренами каждые несколько минут увозили тела погибших. Лишь горстка пострадавших была опознана прошлой ночью. Группа друзей стояла возле свеч, зажженных у подножия памятника на площади, пытаясь выяснить, жив ли официант, обслуживавший их в La Belle Equipe, одном из ресторанчиков, атакованных в 11­м округе. “То, что произошло, очень личное”, ­ сказал Стефан Байатт, актер, живущий на соседней улице. Ему трудно найти слова, чтобы описать то, что он чувствует. Его друг, Бруно Миклауд, художник-­график, пытается помочь ему. “Это символ Парижа, символ жизни. Они ударили по нам в центре нашей жизни, и каждый из нас мог бы быть одним из тех, кто погиб “. Но они не выражают гнева, по крайней мере, к преступникам. “Они глупы, но они не представители зла”, ­ говорит их друг Сабрина, административный работник в одном из театров 11­го округа.­

“Они жертвы системы, исключившей их из общества, поэтому они чувствовали, что оно не принадлежит им, и они могут нападать. Они жили здесь в отчуждении, и мы все виноваты за это отчуждение”. Через десять месяцев после предыдущей волны террора в Париже, поразившей редакцию Шарли Эбдо и кошерный супермаркет “Гиперкашер”, можно было предположить, что жители ощутят чувство преемственности, но этого, кажется, не произошло. “Тогда они напали на журналистов и евреев, те были их мишенями”,- сказал один из молодых людей, пришедших на площадь.- “А теперь это было нападение без мишени, каждый мог пострадать”. Один из членов группы сказал, что они пришли на площадь, чтобы продемонстрировать “единство”, но они, похоже, не чувствовали солидарности с жертвами последней волны террора. Были признаки, призывающие к единству, но не было ясно, вокруг чего они должны были объединиться. “После январских терактов говорили, что мы должны объединиться, но это, по сути, означало, что мы должны быть вместе, а не думать самостоятельно”,- говорит Клеменс Мама, учитель. “Они не хотят, чтобы мы думали, что, может быть, это связано с политикой на Ближнем Востоке нашего правительства и правительства Соединенных Штатов”. Нет, она не была удивлена, что среди нападавших, видимо, были люди, родившиеся и выросшие во Франции. “Это люди, которых отвергло правительство, и нужно спросить, почему”,- сказала она. Никто не хотел говорить об исламистах или об “Исламском государстве”, даже после того, как оно взяло на себя ответственность за нападения и президент Франции Франсуа Олланд заявил, что за терактами стоит именно оно. “ДАЕШ так опасен для Франции”, ­ сказал Иоганн Криспел, студент бизнес-­колледжа возле одного из атакованных ресторанов, называя “Исламское государство” его арабским акронимом, морща нос, формулируя это. “Может быть, бомбить их во имя демократии и свободы было правильно, но это принесло войну в Сирии к нам во Францию. Я не думаю, что оно этого стоило”. На этой встрече было трудно найти человека, сказавшего хоть одно плохое слово о нападавших, и выражения патриотизма были ограничены. Возможно, это было не удивительным для этой части города. Большинство жителей 11­го округа представляют собой так называемых “бобо”. Так французы называют буржуа и богему, а также представителей академических кругов, принадлежащих к среднему классу, 30­ 40 лет, с четко левыми взглядами. Это ареал толерантности, где мигранты и меньшинства чувствуют себя в безопасности. Среди собравшихся было несколько пар, представляющих смешанные расы. Теперь рестораны и бары, которые они часто посещали каждую ночь, были атакованы, некоторые их друзья были убиты и ранены, и им было нелегко примирить это со своим мировоззрением. Женщина, стоящая возле бара La Carillon, одного из атакованных заведений, начала тихонько напевать “Марсельезу”, французский национальный гимн. Но никто не присоединился к ней, что резко контрастировало с мощным пением, звучавшим в пятницу вечером, когда после взрывов террористов­-смертников возле стадиона Стад де Франс, из него эвакуировали толпу болельщиков. Почти ни у кого из собравшихся возле объектов нападений не было в руках флагов. Жан­Марк Монтень, пожилой человек, несший триколор, чувствовал себя белой вороной и дистанцировался от других. Левые либералы отнеслись к нему пренебрежительно. Он сказал, что после трех дней национального траура “Здесь будет много флагов”.

http://rishonim.info/2015/11/16/104781napadavshie-zhertvi/