Л. Гулько
― Да. Вот МИД Бельгии назвал историю с Бабченко попыткой бороться с фейком при помощи фейка. «Репортеры без границ» тоже, в общем, несильно довольны. Ну, и так далее, и тому подобное.
О. Джемаль
― Ну, знаете, что я вам скажу… А с чего это вдруг они так возбудились? От того, что в этой ситуации фигурирует Бабченко? Это 100 раз было в России, 100 раз было на Украине.
И. Землер
― Скорее, возбудились, потому что в этой истории фигурирует руководство страны.
О. Джемаль
― В смысле?
И. Землер
― Украина.
О. Джемаль
― В смысле, то, что Порошенко был в курсе?
И. Землер
― В смысле, то, что Украина, скажем так, обманула весь мир.
Л. Гулько
― И доказательства не очень всем понятны.
О. Джемаль
― Что значит обманула весь мир? Еще раз, если это Бабченко, то обманули весь мир, если Иван Иванович Иванов, то как бы все нормально, да? Еще раз. Ничего в этом методе экстраординарного нет. Что касается доказательств, то сейчас там взяли заказчика. Этот заказчик на каком-то этапе…
И. Землер
― Простите, я поправлю. Нам говорят, что взяли заказчика.
О. Джемаль
― Говорят, что это заказчик. Нам показали, как его захватывают. Нам дали какую-то прослушку. На каком-то этапе этот заказчик скажет, что, ну, да, полковник ФСБ, не знаю, Петров велел мне прокрутить эту всю операцию, найти исполнителя, выдал деньги. А Россия скажет в ответ на это – бред, ложь и провокация, туфта. На этом все кончится.
Л. Гулько
― Да. Верить никому нельзя.
О. Джемаль
― Послушайте, когда дело приобретает политический оттенок, искать в нем правду абсолютно бессмысленно. Хотя всем очевидно, что в России реализуется определенная ликвидационная программа и целая цепочка убийств в самых разных странах проходившая. Все началось, по-моему, с Зелимхана Яндарбиева в Катаре. А дальше пошло. Дальше – Стамбул, дальше – Австрия…
И. Землер
― Великобритания.
О. Джемаль
― Украина, Великобритания. Совершенно очевидно, что такая программа есть и что в такую программу могут попадать люди в том числе и по каким-то таким случайным, косвенным признакам. Не то, что он актуальный враг, который, может, не знаю, диверсантов послать или разоблачение какое-то замутить, а вот просто вот такой идеологический враг.
И. Землер
― Смотрите, сейчас вы, наверное, видите, что в Фейсбуке аудитория как бы разделилась на 2 стороны. Одна часть говорит — жив, хорошо и…
Л. Гулько
― И слава богу.
И. Землер
― …И верит в эти объяснения насчет спецоперации…
О. Джемаль
― Это не связанные вещи. Верить в объяснение и «жив, хорошо» — это разное.
И. емлер
― Да, совершенно верно.
О. Джемаль
― Можно не верить, но все равно радоваться, что жив.
И. Землер
― Да, согласна. Вы правы. Тем не менее, одна стороны верит в объяснение, предоставленное украинской стороной. Вторая сторона говорит о, извините, журналистской этике.
О. Джемаль
― Журналистской этике?
И. Землер
― Да.
О. Джемаль
― А в смысле, журналистской этике?
И. Землер
― В смысле, Аркадий Бабченко — журналист и позволил…
Л. Гулько
― Сотрудничество имеется в виду.
И. Землер
― Верно.
О. Джемаль
― В данном случае он там выступал как гражданин. Или как вы полагаете? То есть, если человек работает журналистом, он должен себя дать ухлопать, не позволить предотвратить эту тему, потому что он – журналист, ты должен смириться и ждать, пока тебя там киллер…
И. Землер
― Вы знаете, что меня немножечко смущает в этой истории? Он как журналист проверил те факты, которые ему сказали?
О. Джемаль
― Вы знаете, когда мы говорим о сотрудничестве журналиста со спецслужбами, это имеется в виду не то, что журналист не должен позволять спецслужбам себя защищать. То есть это его личное дело. Может, конечно, не позволять. Я знаю многих людей, которые сказали – я не нуждаюсь в вашей помощи, сам разберусь, лучше пусть завалят, чем я буду с вами сотрудничать. Но это не обязанность. Вот когда мы говорим о сотрудничестве журналистов, он не должен стучать в спецслужбы, он не должен предоставлять им информации, он не должен им рассказывать то, что он выяснил в рамках своей журналистской деятельности. Вот это называется – запрет взаимодействия журналиста и спецслужб этический. А в данном случае информацию предоставляли спецслужбы ему, а не наоборот. И в этом плане большинство журналистов взаимодействуют таким образом со спецслужбами, пользуясь их сливами, и так далее, и так далее, и так далее. Так что, не надо передергивать.
Л. Гулько
― А если его используют втемную?
О. Джемаль
― А если втемную, то какая его вина?
Л. Гулько
― Потому что спецслужбы, и те, и другие, они же учились у одних и тех же учителей.
О. Джемаль
― Хорошо. А если его используют те, то в чем этический вопрос?
Л. Гулько
― Ну, как-то надо проверять. Нужно как-то сказать, а есть какой-то другой вариант?
О. Джемаль
―Он как-то проверял.
Л. Гулько
― Уехать, например. Скрыться.
О. Джемаль
― Послушайте, он же и на Украине оказался, помыкавшись во многих местах. До этого он пытался как-то осесть в Чехии. До этого он пытался в Грузии, в Израиле. Много, где он пытался. Ему как бы нигде жизни не давали.
Л. Гулько
― То есть он был вынужден согласиться.
О. Джемаль
― В конечно итоге, он осел на Украине. Видимо, там за него кто-то похлопотал, заступился. На Украине вообще достаточно гуманно относятся к людям, надо сказать. Многим она дает приют, оказавшимся в такой безвыходной ситуации. Хотя сама страна тоже в трудном положении находится. Молодцы.
И. Землер
― Хорошо. У меня еще такой вопрос. Тоже вы, наверное, видели в соцсетях, многие сейчас не понимают, как работать дальше с такими фактами, как вот убийство, а вроде и не убийство.
О. Джемаль
― Хорошо. Почему они сейчас не понимают, а не когда нам всем показали убитого Пашу Цветомузыку? Когда все криминальные отделы происшествие там расписывали…
И. Землер
― Вы знаете, сейчас скажу цинично.
О. Джемаль
― Давайте. Скажите цинично.
И. Землер
― С Пашей Цветомузыкой это было смешно. Хотя бы из-за всех этих погонял.
О. Джемаль
― А я считаю, что история с Бабченко точно такая же, такой же повод посмеяться. А все, что вот сейчас происходит, эта истерика – вот доколе, как дальше работать – это, знаете, всего лишь такая специфическая месть за напрасно пережитые треволнения. По-моему, где-то, то ли у Набокова, то ли у Агеева в романе НРЗБ есть такой образ, как мать смотрит на маленькую девочку, которая безрассудно перебегает улицу с несущимися пролетками и в ужасе там, да. И когда девочка благополучно добегает до тротуара, где мучается мать, мать начинает хлестать ее рукой по щекам, мстя за пережитый страх. Вот все эти разговоры – это месть за пережитые треволнения.
Как работали, так и будем работать. Не впервой. В этой ситуации это смешно, в другой ситуации это не смешно, в третьей ситуации это опять смешно. Ничего нового, принципиально нового, не произошло. Единственное, что в этой истории особенного – это то, что Аркадий Бабченко – это скандальная фигура, яркая фигура, которая задевает в плюс или в минус практически всех. Ничего другого не было там. А все остальное – это такое интеллигентское нытье. И не более.
https://echo.msk.ru/programs/personalno ... 2248-echo/
Login
Register
FAQ
Search
