JOURFIXE

Случайно начал читать, кто такой генеральный комиссар НКВД(маршал) Генрих ЯгОда.
Да, никакой он не Генрих, Енох Гершенович Иегуда.
Он ефрейтор. Из ефрейтора в маршалы, потом на утилизацию. веселое дело.
Родился 7 ноября 1891 года в Рыбинске, был вторым сыном в еврейской семье, годом ранее перебравшейся в Рыбинск из Симбирска. Его отец, Гершен Фишелевич Иегуда (1859—1939, в заключении) был золотых дел мастером (как и старший брат отца Исай). Мать Маса-Хася (урождённая Масинзон, 1863—1940), родом из Симбирска, была домохозяйкой. Кроме Генриха в семье было ещё двое сыновей — старший Михаил (1889) и младший Лев — и пять дочерей. Не позднее 1896 года семья вновь вернулась в Симбирск, а к 1902 году жила в Нижнем Новгороде. Дед Ягоды — отставной рядовой Фишель Гершевич Иегуда (1825—1905) из Плоцка — поселился в Рыбинске с женой Фейгой Иоселевной Ягодиной (1825—?) не позднее 1863 года (его сын Вениамин Ягода родился в 1863 году уже в Рыбинске), вскоре им уже принадлежали три деревянных флигеля, которые они сдавали под пошивочные мастерские и жили в них сами.
Семья Ягоды была связана родственными отношениями с нижегородской семьёй Свердло́вых. Отец Ягоды, Гершен Филиппович, приходился двоюродным братом Михаилу Израилевичу Свердлову, отцу Якова Свердлова, жившему в Нижнем Новгороде. Впоследствии Ягода женился на Иде Леонидовне Авербах (дочери родной сестры Якова Свердлова Софьи Михайловны), своей троюродной племяннице.

Памятники лысому с кепкой в руке или на макушке стоявшие чуть ли не на каждой городской площади в СССР. Кто же этот плешивый с бородкой, указывал дорогу в светлое будущее советским людям на картинах, открытках, марках и репродукциях? Чей образ запечатлели знаменитые художники - Финогенов, Одинцов, Налбандян, Иогансон, Васильев и многие другие?
Вы думаете - Ленин? А вот и нет! На картинах, открытках и марках был изображен вовсе не Владимир Ульянов-Ленин, а уроженец Черниговской губернии Иосиф Ариевич Славкин - он был тем натурщиком, с которого в 20-е годы создавался образ Ленина.
Дело в том, что когда Ленин умер, то после него осталось очень мало изображений, да и те, что были, оказались недостаточно благообразны и величавы.
Тут-то и был найден Иосиф Ариевич, который, во-первых, на Ленина был очень похож, а во-вторых, обладал более фотогеничной внешностью, именно такой, какой и должен был, по мнению адептов новосозданного культа, обладать ВВ (великий вождь)...
Так и пошло-поехало - художники писали Иосифа в образе Владимира - есть что-то библейское в этой усмешке истории. Надо сказать, что образ Ленина метафизически тяжко воздействовал на скромного еврейского адвоката - Славкин пересмотрел все доступные кадры кинохроники, на которых был запечатлен Ленин, стоя перед зеркалом разучивал жесты и мимику Ленина и настолько вжился в роль, что считал себя уже не просто человеком, похожим на Ленина, а верным соратником вождя, и даже, временами, теряя грань между вымыслом и реальностью, рассказывал о своей совместной работе с лидером коммунистической революции.
Неизвестно, куда завело бы Славкина нарождающееся безумие, но однажды (по счастью для Иосифа Ариевича, это было до волны большого террора), его вызвали "куда надо" и сообщили, что "наверху" решили отказаться от его услуг - Славкин всё сразу понял, сбрил усы с бородкой и вернулся к своей прежней тихой работе юриста в конторе "Мясо Сбыт".
Скорее всего, эта предусмотрительность спасла Иосифа Ариевича, он не был репрессирован и умер своей смертью в шестидесятых годах, причём на заседании Политбюро всерьёз рассматривался вопрос о бальзамировании его тела, как запасного для Мавзолея Ленина (хотели иметь двойника, на тот случай, если чучело настоящего Ленина всё же протухнет)...
Так что, если у кого-то есть портрет Ленина, то на самом деле на нём лукаво щурит глаза не вождь мировой революции, а скромный еврейский адвокат из Чернигова, юрист конторы "Мясо Сбыт", Иосиф Ариевич Славкин.

Автор — известный французский художник Эмиль Бернар (1868 — 1941). Написан в Париже в 1909 — 1910 гг. за один сеанс.
К сожалению, расширение запрещено админом, а то бы вы охудивились бы.

Говорят, он лет 15 работал в химфизике, но не в нашем корпусе, а где взрывники тогда сидели, я как-то не интересовался.
Юлий Борисович Харитон рассказывал, что однажды к нему обратились с вопросом о том, какое у него воинское звание, и состоит ли он на учете в военкомате. Но поскольку тогда воинские звания, а он был к тому времени уже главой Арзамаса-16, то есть, советского ядерного центра, и все эти армейские субординационные вещи происходили как-то автоматически, он ничего об этом не знал.
И вот Юлий Борисович, будучи очень ответственным человеком, с оттопыренными прозрачными ушками, в беретике, такой маленький-маленький, он пришел по месту прописки в Москве в военкомат. Он пришел, жмется, там здоровенный какой-то такой капитанище, который в этот момент по телефонной трубке болтает с возлюбленной, обсуждая, значит, ее коленки и задницу, и который при виде маленького Харитона в этом беретике сказал: ты погоди, сиди, дед, сиди.
Харитон подождал 10 минут, наконец снова сказал, что, вот, вы знаете, мне надо было бы узнать, в каком я звании и состою ли я на учете. Ему сказали: ну вам же сказали подождать, да? Харитон терпеливо ждет. Наконец прошло 40 минут, и капитан соблаговолил двинуть свою тушу туда в картотеку и в архив. А дальше, Харитон рассказывает:
Я услышал странные звуки. Услышал, что что-то упало, потом я услышал топот. Через несколько минут ко мне вышли перекошенные и белые начальник военкомата, совершенно белый капитан – у них у всех были приставлены к вискам руки. Они сообщили, что он находится в звании: «товарищ генерал!».
Причем сам Харитон рассказывал это без особенных эмоций, поскольку значения таким мелочам не придавал. Кстати, 27 февраля, его день рождения.
Юлий Борисович Харитон, советский физик-теоретик и физикохимик. Один из руководителей советского проекта атомной бомбы. Лауреат Ленинской и трёх Сталинских премий. Трижды Герой Социалистического Труда.

Вроде, я уже это постил год назад? Забываю, надо пить гинкго билоба. Но, если сам прочитал с удовольствием, куда вы денетесь. Прочитаете.
...Эр рэд аф идиш
Мои фамилия, имя и отчество: Срулевич Моисей Юделевич. Представляете, как это звучит для русского уха?
И, особенно, если ты после школы попадаешь в погранвойска. Единственный еврейский юноша на весь округ. При перекличке фамилия вызывала взрыв смеха. Старшина Войтенко выговаривал строю, что нехорошо смеяться над фамилией солдата... Срулевича (смех перерастал в гогот), и с удовольствием повторял ее снова (гомерический хохот).
Значительно позже я понял, почему меня с пятым пунктом призвали служить в ведомство КГБ: в 18 лет я имел 187 см роста и 90 кг веса.
Загремел бы я в какую-то Коми АССР охранником в лагерь. Спасло чистописание. Я был прирожденным каллиграфом. Вот такое редкое сочетание «Дяди Степы» и «князя Мышкина». И тут я был нарасхват.
Оформлял красные уголки, выписывал удостоверения, грамоты...
Вскоре перевели меня из Измаила в Одессу.
Писал адреса в обком, в Киев и даже лично Андропову по случаю его шестидесятилетия.
Одесса! Почти три года беззаботной и неповторимой уже потом жизни.
Оставалось время и на море, и на танцы в парке Шевченко, и на театры, особенно оперетту. В те годы был взлет славы Михаила Водяного.
А теперь, к чему веду рассказ.
Читаю на афишных тумбах: «Певица Нехама Лифшицайте. Еврейские песни». Мне, племяннику дяди Эзры Шварца, кантора нашей Джуринской синагоги, да не пойти?! Когда еще выпадет такой шанс?
Отправляюсь за несколько дней до начала гастролей за билетом, а они все проданы.
Пришлось попросить моего начальника посодействовать.
Заговорила родная кровь, Срулевич.
Давно не слышал ничего на еврейском.
Позвонил он в филармонию. Представляю, какой там стоял переполох. Билет, притом бесплатный, в центре первого ряда, ждал меня в кассе. Выгладил я свою синюю форму (костюма ведь у меня не было), начистил до блеска ботинки, надраил на фуражке кокарду и отправился на концерт.
Такое собрание евреев я увидел впервые. И каких евреев!
Музыкантов в бабочках, художников с длинными волосами, старых меломанов с аккуратно подстриженными бородками.
А женщины!!!
Я среди всех выглядел «синей вороной».
Но передо мной расступались, шушукались за спиной, вымученно улыбались.
Соседка слева, дородная мадам с пенсне на носу, застыла, когда я сел рядом, и косила глазами не переставая. Сосед справа, старичок, опирался на палку с набалдашником в виде льва и раскланивался со многими: «Здраствуйте, добгый вечег, доброго здоровьечка!» Все обращались к нему: «Доктор Циклис!»
А завидев меня рядом, быстро-быстро ретировались. Он же, подняв высоко голову, смотрел на меня с удивлением.
Мое присутствие создало напряженное состояние в зале.
До меня доносилось:
В зале кагебэшник.
Он следит за доктором Циклисом.
Все взоры были обращены на меня. Я почувствовал себя ништ гит.
Как разрядить обстановку? Не могу же я встать и сказать им, что я такой же еврей, как и вы, что я помню до сих пор песни на идиш, что я пришел насладиться музыкой.
Я попросил у соседки программку. Она неохотно протянула ее мне.
Я стал читать вслух: «Варнычкес», «Ломир зих ибербейтн», «Шир .а ширим»...
Ир рэд аф идиш?
Авадэ, конечно.
Эр из а ид, эр рэд аф идиш! крикнула она, вставая. По залу от первого до последнего ряда прошла волна:
Эр рэд аф идиш!
...Нехама Лифшицайте была на высоте, в ударе. Пела она замечательно. Чистый голос, великолепное произношение, выразительные руки!
В перерыве меня затащили в буфет и накормили досыта — «голодненького, бедненького еврейского солдатика».
После концерта доктор Циклис повел меня с собой за кулисы и представил певице.
На сцене она казалась мне высокой, а здесь красавица-подросток. Я попросил надписать открытку.
Впервые вместо показаний даю чекисту автограф. Такое бывает нор ин Адес, пошутила она.
Полковник Булыгин спросил меня на следующий день:
Ну, как тебе «Варнычкес»?
Вкусные, товарищ полковник.
Наши там были. Отчет имею. А что она написала тебе на открытке?
На добрую память, с любовью - Нехама.
Красавец (с ударением на последний слог), иди, пиши поздравление Щербицкому с присвоением ему звания Героя Социалистического Труда.
Такая была мелиха!

Прим. Джурин, 1547, еврейское местечко, 100 км от Винницы в сторону Днестра, сейчас 4 тыс. жителей, два еврейских кладбища.

В марте 1983 года, 40 лет назад, прекратил свою работу «Еврейский народный Университет». Что это было? Сначала – кружок, созданный в 1978 году в Москве для еврейских детей, которых заваливали на экзаменах в Московский Государственный Университет из-за национальной принадлежности, перекрывая им путь в науку. Создатели – Бэлла Субботовская, Валерий Сендеров, Борис Каменский. Впоследствии кружок стал именно нелегальным «народным университетом», если учесть, что с 1979 года он набирал на учебу до ста абитуриентов в год.

Вот рассказ Юли Ратнер, матери одного из детей, провалившегося на экзамене — о том, как отбирали учащихся в группы ЕНУ:

«…Выходит абитуриент-неудачник, а на ступеньках университета стоят и ждут его три человека. Валерий Сендеров, Борис Каневский и Бэлла Субботовская. Они спрашивают, какие были задачи, можно их решить за время экзамена или нельзя… и национальность… У этих троих собраны все данные по этим критериям…»

Да не просто собраны — с 1978 года составляются целые сборники из задач, которые давали абитуриентам-евреям. По многочисленным отзывам, это — задачи повышенной сложности. Или требующие значительного времени для решения.

В частности, академик Сахаров в одном из интервью вспоминал, что сумел решить одну из задач, заданных еврейским абитуриентам, только после более чем часового размышления в тишине собственного дома. Тогда как абитуриенту давали всего 20 минут, он знал, что на карту поставлено его будущее, а напротив него сидел откровенно враждебный экзаменатор, нетерпеливо поглядывающий на часы.

Французский математик Илан Варди отмечал, что на решение 25 таких задач он потратил 6 недель. Эти задачи еще называли «гробовыми», абитуриентов же с «инвалидностью пятой графы «объединяли в группы, из которых в оптимальном случае предполагалось завалить всех, в крайнем случае – принять одного.

В 1978 году сборник «гробовых» задач был разослан делегатам Международного Конгресса математиков в Хельсинки. По рассказам историка Александра Даниэля, «Конгресс был начисто сорван, потому что никто уже ни доклады не делал и не слушал. Все только ходили и решали эти задачки. И были такие, которые всем конгрессом не удалось решить. Скандал был огромный, когда международная математическая общественность узнала, какие задачки предлагают абитуриентам-евреям на мехмате МГУ».

Кстати, на этот самый конгресс советская власть не пустила трех авторов пленарных докладов и 11 – секционных. А еще после этого конгресса мировая математическая общественность напрямую обвинила в антисемитизме ряд увенчанных лаврами советских математиков, в том числе – академиков Понтрягина и Лупанова, член-корреспондентов Кострикина и Ширшова. О них выходили обличительные статьи, им устраивали обструкции во время поездок за рубеж. Только, к сожалению, эти меры никак не помогали советским евреям поступать в вузы, причем не только на мехмат – в списке запретных были и Физтех, и некоторые другие вузы. По многим свидетельствам, доступными для евреев московскими вузами были только Московский Институт Инженеров Транспорта (МИИТ), Автодорожный (МАДИ) и Институт Стали и Сплавов (МИСиС).

Валерий Сендеров, преподававший в знаменитой московской Второй математической школе, не только составлял эти задачники, но и разрабатывал методики решения.

По материалам, подготовленным Сендеровым и Каневским, в 1979 году выпущен документ 112 Московской Хельсинкской Группы.

«Дискриминация евреев при поступлении в высшие учебные заведения производится при помощи продуманной системы занижения евреям оценок на вступительных экзаменах.
Наиболее доказательным нам представляется сравнение судьбы отдельных групп абитуриентов евреев с аналогичными группами абитуриентов других национальностей.
Одна группа состоит из 47 человек, среди родителей, дедушек и бабушек которых не было или не установлено евреев. Вторая группа из 40-ка, среди родителей, бабушек и дедушек которых имелись евреи. Из первой группы было принято на механико-математический факультет Московского Государственного Университета (мехмат МГУ) 40 человек, а из второй — 6.
Дети от смешанных браков выбирают национальность одного из родителей. Национальность отмечается в паспорте, который гражданин СССР обязан получить в 16 лет. Анкета, заполняемая абитуриентом, содержит вопрос о национальности абитуриента, но не его родителей. Однако абитуриент должен указать в анкете имя и отчество отца, матери и места их работы. Это дает возможность выяснить национальность абитуриента до третьего колена. Например, из 17 абитуриентов, мать или отец которых евреи, лишь трое получили проходные отметки, хотя среди них 10 призеров математических олимпиад высокого ранга. При этом двое принятых — дети профессоров мехмата, а третий находился в особом положении как золотой медалист. Наличие еврейских дедушки или бабушки влияло на отметки.
Расистское рвение комиссии иногда приводило к недоразумениям. Внешность одного из абитуриентов показалась подозрительной, и он незаслуженно получил тройку на письменном экзамене по математике и двойку на устном. Оценки были изменены на «четыре» и «три», соответственно, после того, как мать его принесла в приемную комиссию подробную родословную своего сына за три поколения.
Общее число принятых евреев и русских с недостаточно чистой родословной не превосходит 10 при общем приеме в 475 человек. Председателем приемной комиссии мех мата МГУ в 1979 году, как и в 1978 г., был декан мех мата профессор А.И. Кострикин.
Подписи: Елена Боннэр, Софья Каллистратова, Иван Ковалев, Мальва Ланда, Наум Мейман, Татьяна Осипова, Юрий Ярым-Агаев. 5 ноября 1979 г.
Увы, долго такая образовательная фронда продолжаться не могла. «Народный университет» и так просуществовал больше четырех лет. А потом, в 1982 году были арестованы Каневский и Сендеров.

Бэллу Субботовскую вызывают в КГБ, где она пытается доказать, что ее желание преподавать математику еврейским подросткам не криминально. Субботовская весьма настойчива. И вечером 23 сентября на улице в Москве ее сбивает грузовик. Обстоятельства гибели и явное нежелание властей расследовать причины происшествия указывают на то, что это могло быть убийством.

Показательна и история Юли Ратнер, с рассказа которой мы начали эту статью. Она отправилась на прием к декану факультета. Это был член-корреспондент АН СССР Алексей Иванович Кострикин, многократно упомянутый международным сообществом как антисемит. И спросила его напрямую: «что, евреев не берете?» Декан раздраженно подтвердил: не берем. Ему и в голову не могло прийти, что в сумочке у Юли был диктофон. С этой записью Юля отправилась на встречу с иностранными журналистами. Сыну ее в результате позволили подать апелляцию и зачислили. Видимо, ожидали, что в ответ она проявит лояльность. Но Юля подготовила отчет о событиях, ушедший и в советский «самиздат», и в зарубежную печать. И тоже однажды попала в очень странную автомобильную аварию, после которой долго и мучительно восстанавливалась.

Борис Каневский получил 5 лет ссылки. Валерий Сендеров – 7 лет лагерей плюс 5 ссылки.  Освобожден в 1987 году.

https://detaly.co.il/evrejskie-zadachki

https://web.archive.org/web/20201101013512/https:/arxiv.org/pdf/1110.1556.pdf

ну...это, я тоже поступал в Долгопрудном, и получил по письменной физике 3, по устной - 4. И прекрасно помню, что сам виноват, где растерялся, где, зачем-то, к коэффициенту кГ дописал. И слава богу, не мое оно было. А хмельникские евреи все поступали, кто хотел, в Томск, Омск, Новосибирск, почему-то Горький, и Саратов. С братом девочка училась, Алла Дубровинская, они были лауреаты всех олимпиад, по телевизору их показывали. Медалисты. И таки что. Брат в Москву поступил, Алла в Калининградский рыбный. Сейчас в Израиле, понятно.

Речь идёт о мехмате МГУ, а не о Саратове.
Кстати, мама вспоминала, что её репетитор, когда узнал, что она собралась поступать на мехмат в Львовский университет, сказал:"Деточка, с вашей фамилией мехмат вам не светит несмотря на все золотые медали на свете."

Хм.. я тоже получил 2, поступая на геофак МГУ. Правда, я там познакомился со своей будушей женой. А зря...

Меня в КВИМУ приняли от неожиданности. Не каждый год к ним лезли евреи и говорили: «А чо, я тоже в море хочу».
Заведующий моей кафедрой судовых холодильных установок профессор Лев Иванович Константинов на собеседовании перед вступительными экзаменами мрачно посоветовал мне не поступать на его специальность.
Вступительные я сдал хорошо, но каждый раз, сталкиваясь с этим профессором, я получал от него совет переводиться с холодильщиков куда угодно подальше от него. Специально он меня не заваливал. Но даже выводя в зачётке «отлично» на экзамене после третьего курса, не упустил возможности напомнить мне о необходимости уходить. На тот момент я уже знал, что последую его совету. Причём настолько далеко, насколько он даже и не рассчитывал.
Зато мое училище могло хвастаться, что у них не только десяток-полтора преподавателей-инвалидов пятого пункта, но и один курсант есть.
Вот с офицерами беда была; ни одного еврея. Правда, начальника строевого отдела я один раз встретил на праздновании Хануки. Он после этого при встрече со мной раскланивался (к полному недоумению окружающих).