Шелковый путь в никуда
Китаист Александр Габуев об уценке китайского инвестиционного инфраструктурного мегапроекта
В Пекине закончился форум «Пояс и путь», который посетили 28 глав государств, включая Владимира Путина. Торжественное мероприятие должно продемонстрировать миру, что выдвинутая председателем КНР Си Цзиньпином в сентябре 2013 г. идея возрождения Шелкового пути развивается от победы к победе. Итоговая декларация форума лишена конкретики и написана в духе «за все хорошее против всего плохого», чтобы развеять опасения, будто Пекин с помощью этой инициативы стремится вовлечь другие страны в свою геоэкономическую орбиту. Впрочем, попытки китайских чиновников объяснить, что «Пояс и путь» – общий проект и что Китай выступает лишь организатором, а не единственным акционером, выглядят как кокетство. Все гости форума в Пекине рассчитывают, что их участие позволит привлечь из КНР инвестиции, льготные кредиты и товарные потоки – иначе зачем китайцы заварили всю эту кашу с Шелковым путем? Однако ясного ответа на этот базовый вопрос до сих пор нет, и это не случайно.
Прежде всего, у «Пояса и пути» нет критериев оценки успешности. В 2013 г. Си сформулировал лишь пять широких направлений: политическое взаимодействие, укрепление транспортной связанности, упрощение условий торговли, укрепление финансовых связей, а также развитие контактов между людьми. Но никаких целевых ориентиров, сколько именно новых дорог будет построено или новых кредитов выдано, Китай так и не объявил, хотя реализацию Шелкового пути курирует Госкомитет по реформам и развитию – бывший Госплан, помешанный на конкретных цифрах. На вопросы хоть о каких-то KPI китайские плановики разводят руками: мол, Шелковый путь охватывает слишком много стран и сопряжен со слишком большим количеством неподвластных Пекину факторов. Как отмечает в своих работах Игорь Денисов из МГИМО, за последние три года китайские чиновники потратили немало сил, чтобы Шелковый путь называли не «проектом», предполагающим конкретные сроки, цели и суммы, а более расплывчатым словом «инициатива». Также не случайно, что все карты, описывающие «китайское видение» маршрута нового Шелкового пути, имеют неофициальный характер, а государственным СМИ настоятельно рекомендовано вообще не публиковать карты с конкретными транспортными коридорами.
Расплывчатость «Пояса и пути» является недостатком для внешних партнеров. Зато для многих в Китае и лично для Си это плюс. Ведь если критериев успеха нет, то успехом можно объявить что угодно. Несколько новых поездов Китай – Европа, валютных свопов или международных конкурсов красоты на острове Хайнань (чем не развитие контактов между людьми?) – все это конкретные успехи «Пояса и пути». Тем более что Пекин не делает ничего нового. Задолго до объявления о планах возродить Шелковый путь китайские компании строили за рубежом объекты инфраструктуры, тянули через Евразию трубы и оптоволокно, давали связанные кредиты, а Пекин вкладывал миллиарды в укрепление своей «мягкой силы». Неудивительно, что многие старые китайские проекты (вроде строительства порта Гвадар в Пакистане, которое началось еще в 2002 г.) сразу же превратились во флагманские достижения Шелкового пути. Понятен и изначальный энтузиазм китайских местных властей, госкомпаний и экспертов. «Пояс и путь» превратился в зонтичный бренд, который в зависимости от задачи можно наклеить на что угодно, так что освоение бюджетов на конференции и создание мозговых центров (их количество в Китае перевалило за сотню) в 2014–2015 гг. процветало.
Единственным новым и масштабным из обозначенных Си направлений Шелкового пути было налаживание трансконтинентальных маршрутов из Китая в Европу. Казалось бы, у Пекина немало причин сконцентрировать ресурсы именно на этом направлении. Есть геополитические соображения – желание китайских военных проложить наземные маршруты доставки грузов, прежде всего нефти, в обход Малаккского пролива на фоне трений в Южно-Китайском море. Но есть и чисто экономические факторы. Объем торговли ЕС – КНР составляет астрономические 1,5 млрд евро в день. Рабочие руки в приморских провинциях Китая дорожают, зато в глубине континента они по-прежнему дешевы. С 2000 г. Китай строит инфраструктуру в рамках госпрограммы освоения западных окраин. Пекину надо поддерживать занятость в строительном секторе, а заодно экспортировать свои инфраструктурные решения. Наконец, доставка товаров по земле дает временную экономию по сравнению с морем: 12–16 суток против 30 и больше. Эти расчеты во многом легли в основу проекта сопряжения Шелкового пути с ЕАЭС. Ведь если бы Китай занялся пробиванием наземного окна в Европу, то более выгодной дороги, чем через Россию, Казахстан и Белоруссию с их Таможенным союзом, было не сыскать.
Но эти ожидания пока не сбылись. По расчетам Алексея Безбородова из InfraNews, цена за доставку 40-футового контейнера из западного Китая в Германию с 2014 г. снизилась с $5500–6000 до $3200–3700, причем значительную роль тут сыграл не еще не построенный Шелковый путь, а девальвированный рубль. Но цена доставки по морю была вдвое ниже – $1300–1700. Сейчас ставки сравнялись из-за обновления флота и изменения расписаний у транспортных компаний, но к концу года морской маршрут опять окажется как минимум в 1,5 раза дешевле сухопутного. Транзит через РФ и Казахстан обслуживает теперь примерно 1,6% торговли между Китаем и Европой, а не 0,7%, как в предыдущее десятилетие, но рост идет с очень низкой базы и преимущественно за счет задействования существующей инфраструктуры, а не инвестиций в новую. Кроме того, по данным Европейской торговой палаты в Китае, лишь каждый пятый поезд из ЕС в КНР заполняется товарами, остальные четыре сначала везут китайские товары на Запад, а обратно идут порожняком. Своего экспорта в Европу у западных регионов Китая почти нет: экспортные кластеры по-прежнему концентрируются на востоке КНР и оттуда грузы дешевле отправлять морем.
Экономия по времени, о которой часто любят говорить китайские чиновники, рекламируя Шелковый путь, не столь важна для бизнеса – в отличие от цены. Вряд ли кто-то готов заплатить за доставку обеда в офис не в назначенное время, а «уже через 15 минут», но зато вдвое дороже. Неудивительно, что, как показывает в работах для Фонда Карнеги Иван Зуенко из Центра Азиатско-Тихоокеанских исследований (Владивосток), многие запущенные маршруты контейнерных поездов КНР – Европа субсидируются китайскими властями через специальные компенсационные фонды.
За прошедшие три года в проекты по повышению связанности КНР и Европы пришло куда меньше китайских инвестиций, чем пару лет назад наивно надеялись многие эксперты (включая автора этих строк). На постсоветском пространстве это особенно заметно. Например, Пекин пока никак внятно не отреагировал на список из 40 транспортных проектов, который подготовили правительство РФ и Евразийская экономическая комиссия. Притормозил проект ВСМ Москва – Казань: китайцы настаивают на таких условиях, которые делают его приемлемым для РФ только в случае коммерческой окупаемости, а на нее рассчитывать сложно. В чем же дело? Почему раньше Китай охотно финансировал такие заведомо убыточные проекты, как железная дорога Пекин – Лхаса, и щедро давал деньги на сомнительные стройки по всему миру, а теперь стал более внимательно считать риски?
Причиной стала начавшаяся два года назад масштабная переоценка Пекином уровня плохих долгов в финансовой системе КНР. Летом 2015 г. в Китае из-за несогласованных действий финансовых властей обрушилась биржа, уронив капитализацию рынка на $4,5 трлн. Хотя потрясений удалось избежать, власти начали тотальную проверку всего финансового сектора страны, включая госбанки и ведущие институты развития – Банк развития Китая и Экспортно-импортный банк, на которые возлагались особые надежды при финансировании Шелкового пути. Параллельно Пекин начал системно расчищать долговые пирамиды местных властей, которые к концу 2014 г. составляли почти $4 трлн, – деньги занимались через непрозрачные механизмы для финансирования заведомо неокупаемых и ненужных инфраструктурных проектов, которые при этом создавали экономический рост, занятость, карьерное продвижение для чиновников, ну и возможности распила. К концу 2015 г., по отзывам инсайдеров, высшее китайское руководство во главе с Си впервые в истории адекватно увидело дыры в балансах ключевых элементов финансовой системы страны. Стало понятно, что воспроизводить ту же модель, приведшую к накоплению плохих долгов, за рубежом крайне опасно. Можно вынести в другую страну избыточные мощности, но дыру в балансе госбанка за границу не перенесешь.
Яркий индикатор этих изменений – работа Фонда Шелкового пути (ФШП) с капиталом в $40 млрд. Созданный в 2014 г. фонд должен был стать главным драйвером инвестиций в проекты Шелкового пути, но за прошедшие три года закрыл всего шесть сделок. Сейчас ФШП используется как кошелек Пекина, не связанный с мировой финансовой системой и потому способный финансировать политически неоднозначные проекты. Именно через ФШП китайцы инвестировали в «Ямал СПГ» и «Сибур», совладельцем которых является находящийся под санкциями глава Российско-китайского делового совета Геннадий Тимченко. Можно сказать, что эти две политически мотивированные инвестиции в проекты давнего знакомого президента РФ – единственные осязаемые результаты участия в китайском проекте для России, остальным олигархам и госкомпаниям навязывание ленточек с брендом «Шелковый путь» на свои проекты пока китайских инвестиций и кредитов на особых условиях не принесло.
Это не означает, что Россия не должна стремиться привлекать больше китайских инвестиций и наращивать объем торговли. В 2016 г. компании КНР инвестировали за рубеж свыше $225 млрд (вдвое больше, чем в 2014 г.). Большая часть этих денег, как и в прежние годы, ушла на развитые рынки Европы, США и Австралии, а России досталось не более 2% (накопленный с 1991 г. объем китайских инвестиций в РФ, по самым оптимистичным неформальным оценкам минторга КНР, составляет всего $40 млрд). Для того чтобы побороться за китайские деньги с другими странами, а также увеличить торговлю с КНР, России предстоит выполнить предсказуемое домашнее задание по улучшению инвестклимата, а также сохранить управленческий фокус на работе с китайскими инвесторами.
Сделать это сейчас особенно сложно – все низко висящие экономические плоды политической дружбы с Пекином были собраны с момента присоединения Крыма. Теперь нужны годы упорной работы по укреплению институтов, пробиванию нетарифных барьеров на рынке КНР (и жесткая конкуренция потом) и созданию позитивной репутации России у китайских инвесторов. Этот путь не сулит быстрых побед и больших наград для занятых в нем чиновников и бизнесменов, но является единственно реалистичным. Надеяться на магию Шелкового пути, как показали три года, бесполезно – он пока никуда не ведет. Не менее бесполезно настойчивое вдувание жизни в идею Большого евразийского партнерства (должно объединить ШОС, ЕАЭС, АСЕАН и даже ЕС), о котором говорил в Пекине Владимир Путин. Будет ошибкой потратить ограниченные человеко-часы госаппарата на эту химеру, а не на конкретные малые дела для китайского и российского бизнеса.
https://www.vedomosti.ru/opinion/articl ... lkovii-putРоссийский президент в Пекине вообще очень много говорил о понятиях "Евразия" и "евразийский", особенно в программной речи, с которой он выступил 14 мая. Как полагает политолог-китаист, руководитель Школы востоковедения при Высшей школе экономики в Москве Алексей Маслов, его выступление дает много работы и традиционным аналитикам, и завзятым конспирологам – начиная от слов о необходимости создания "большого евразийского партнерства" с участием Евросоюза и до понятно к кому обращенных призывов "отказаться от воинственной риторики, чтобы преодолеть застой в глобальном развитии". Как, впрочем, и заявления самого Си Цзиньпина:
– Насколько масштабной выглядит многовекторая концепция Экономического пояса шелкового пути и Морского шелкового пути XXI века, о которой так сейчас подробно рассказывал Си Цзиньпин?
– Во-первых, конечно, она выглядит абсолютно глобально. Более того, впервые, наверное, за всю свою новейшую историю Китай начал говорить о судьбах мира, а не только о судьбах Азии или только о своей судьбе. Во-вторых, Китай, как он сам утверждает, предлагает глобальную концепцию новых геополитических и экономических отношений, причем именно со своей финансовой поддержкой, чего за последнее время никто не предлагал. В-третьих – как раз конкретного проекта мы не слышим и не видим! Мы видим лишь заявления, сами по себе очень интересные, и только желание всех объединить под эгидой китайской идеи. Но при этом Китай заявляет, и об этом он также впервые заговорил, наверное, за последние 150 лет, что ныне сложившиеся экономические и геополитические отношения – несправедливы. Есть ограничения для многих стран, прежде всего для самого Китая, в области доступа к рынкам, к природным и энергетическим ресурсам. Поэтому мир, как говорят в Пекине, должен стать более справедливым, более открытым и, в известной степени, более дешевым. Более того, Китай приглашает в это светлое будущее все страны мира! И многие страны действительно эту концепцию поддержали. Поэтому с точки зрения глобализма это первая за последние 30–40 лет глобальная идея мирового переустройства.
– Читая выступление товарища Си, я обратил внимание на очень важную откровенность. Глава КНР сказал, что Китай больше не будет идти "старой дорогой игр между врагами". Что стоит за этой фразой?
– Китай, и это тоже старая китайская концепция, не хочет быть разменной монетой в чьей-то игре. Например, в столкновении США и России или между странами Восточной и Юго-Восточной Азии с одной стороны и США – с другой. Китай не хочет быть чьей-то "картой" или чьим-то "фактором". КНР сейчас выступает как абсолютно самостоятельный игрок. Эта концепция родилась не на пустом месте, поскольку Китай в течение последних лет чувствует себя несколько обиженным. Обладая колоссальными экономическими ресурсами, большим политическим влиянием, Китай до сих пор часто воспринимается как "страна-производитель", но ни в коем случае не "вершитель судеб". А Пекин хочет именно вершить судьбы мира! Поэтому Си Цзиньпин и заявил, как мировой лидер, о том, что Китай не просто не будет участвовать в столкновениях между странами, а уже сам станет диктовать свои правила игры для нового мира.
– Россия, если судить по словам присутствовавшего рядом Владимира Путина, весьма радостно стремится играть в этой концепции "Одного пояса – одного пути" одну из ведущих ролей. Выгодно ли это ей? И самое главное – удастся ли?
– Да, все не так просто, как это представляет Китай и как часто представляется в СМИ, в том числе российских. Я напомню, что многие страны уже присоединились к китайской концепции "Одного пояса – одного пути", то есть подписали с Китаем соответствующий договор. Но не Россия! Пекин говорит, что таких государств около 50, по другим сведениям – их чуть более 30, но в любом случае России в этом списке нет. Это значит, что Москва лишь поддерживает саму по себе эту идею, но готова и хочет сочетать с китайским проектом свои, российские проекты. Более того, Россия настаивает на том, что вся эта интеграция должна быть не "интеграцией в Китай", в китайский проект, а интеграцией между уже существующими проектами. Например, между проектом ЕврАзЭС, проектом АСЕАН, который существует уже много лет, и теперь вот проектом Нового китайского шелкового пути".
Потому что, говоря о глобализации, Китай, на самом деле, не объяснил, как он собирается решать крупные мировые проблемы. Китай также не объяснил самую простую и важную вещь. Мировая торговля существует в течение тысячелетий, ВТО существует десятилетиями. Транснациональные железные дороги существуют уже столетиями. Чем они сейчас Пекину не нравятся? Россия пытается указать, на мой взгляд, на противоречия, в которые Китай сам себя загоняет, при этом не желая на это обращать внимание.
Действительно, на форуме в Пекине Путин сыграл очень важную роль именно своим присутствием. Он был там вторым человеком после Си Цзиньпина и первым среди всех присутствовавших лидеров государств, а всего их было 29. И Китай, конечно, очень хотел создать впечатление, что Россия просто целиком и полностью поддерживает его проект. Но достаточно послушать речь Путина – и становится ясно, что никакого единства в этом плане между Россией и Китаем просто нет.
– Почему Путин, выступая в Пекине с такой программной речью, подверг критике западную концепцию социального государства, из-за которой в мире якобы усиливаются угрозы международной безопасности? Ведь ясно же, что его слова могли быть обращены в основном к Си Цзиньпину, ну, может быть, еще к президенту США Дональду Трампу. Что им он хотел сказать? Почему выбрал для такой речи именно Пекин?
– Все, что сказал Путин, это абсолютно не новая вещь в риторике российского президента. Но ему важно было показать, что он говорит на форуме вроде бы единомышленников! Что он высказывает свои идеи, находясь рядом с лидером крупнейшей державы мира, говорит рядом с главами государств, которые концептуально это все поддерживают. Место выбрано очень правильное! Более того, интересно, что Путин опять говорил о странах Запада значительно более критично, чем тот же самый Си Цзиньпин. Он здесь вновь был этаким "еnfant terrible", то есть "несносным ребенком", взял на себя ту роль, в какой обычно и выступает российский президент на международных заседаниях. Россия в его лице выступает во всей этой композиции как game-changer, нарушитель устоявшихся правил – хотя сам Путин говорит именно о необходимости из соблюдения! Путин произносит во многом то, что хотят, на самом деле, сказать и китайцы, но по многим дальновидным соображениям считают это невозможным.
– Президент России призывал в своей речи государства Евразии отказаться от воинственной риторики. Он ведь не только КНДР явно имел в виду?
– Да вся пекинская речь Владимира Путина просто наполнена внутренними смыслами! Она находка для конспирологов! Во-первых, Путин говорит о Евразии. Это значит, что Путин уже говорит, что единая Евразия сама по себе существует. И это не только Китай, это и другие страны, у которых есть свои интересы, которые надо учитывать. Это, на мой взгляд, очень тонкая критика в адрес Китая, который просто навязывает свою концепцию, не слушая партнеров по диалогу. Второе – про воинственную риторику. Под Евразией, я так понимаю, российский президент подразумевает всю обширнейшую территорию от ЕС до Азии, а не только Евразийский союз. Где есть и Украина, и страны Центральной Европы, в первую очередь Польша и страны Балтии, которые очень негативно относятся к России. Понятно, на что Путин намекает. Но еще очень важно то, что эти страны, в том числе сейчас и Украина, являются, грубо говоря, грантополучателями Китая. И поэтому этот "пекинский" намек, на мой взгляд, заключается в том, что, если вы хотите участвовать в получении китайских инвестиций, грантов и так далее, надо вам как-то начать с Москвой сотрудничать. По сути дела, это нажим – на то, что, мол, нужно возвращаться в поле торговли и прекращать политическую пикировку.
– США на форуме в Пекине как бы и не присутствовали, и присутствовали. По крайней мере, все явно думали о том, как на все это посмотрят в Вашингтоне. Накануне форума администрация президента Дональда Трампа заявила о масштабной торгово-экономической договоренности с КНР. Китай открывает американцам свой рынок и так далее. Как это повлияло на этот форум? И как это увязывается с глобальными планами Пекина?
– Во-первых, действительно, американцы незримо присутствовали там в виде нескольких делегаций наблюдателей от различных think-tanks. Более того, в американских СМИ публиковались очень негативные статьи про этот форум. И критика со стороны США была обращена, прежде всего, на тот факт, что Китай предлагает глобализацию, но при этом, кроме России, никто из крупных стран мира эту концепцию не поддерживает. Ведь и Индия резко выступила против, и государства ЕС. Поэтому в Вашингтоне мониторили происходившее 14–15 мая в Пекине просто от начала до конца.
Второй очень важный момент заключается в том, что Дональд Трамп действительно разбросанными действиями сумел немного изменить правила игры – сначала серьезно оскорбив Пекин, надавив на него, а потом предложив ему целый ряд довольно интересных сделок. То есть президент США показал, что, каким бы мощным Китай ни был, он во многом зависит от мировых рынков, ну, и от самих США. Но КНР привыкла работать в такой ситуации! Могут быть какие угодно политические противоречия – но торговля останется торговлей и она будет развиваться. Объемы взаимной китайско-американской торговли постоянно возрастают. И индекс взаимозависимости между Китаем и США в области товарооборота в разы выше, чем между Россией и США. Пекин в данном случае прекрасно понимает, что любая его антиамериканская риторика, связанная и с этим форумом, и вообще с чем угодно, скажется негативно и пойдет лишь во вред двум сторонам. Поэтому антиамериканскую риторику во время этой встречи взял на себя российский президент Владимир Путин! – полагает руководитель Школы востоковедения при Высшей школе экономики в Москве Алексей Маслов.
http://www.svoboda.org/a/28489378.htmlРоссия не боится Китая как конкурента в глобальной экономике, поскольку в сотрудничестве с Пекином Москва соглашается только с тем, что идет ей на пользу. Об этом заявил на пресс-конференции по итогам визита в Китай президент России Владимир Путин.«Россия — не та страна, которая чего-то боится. И уж точно совершенно, действия Китая не направлены на какое-то поглощение»,— цитирует ТАСС господина Путина.Он добавил, что «грех не воспользоваться» теми возможностями, которые возникают в результате сотрудничества с Китаем. «Россия — это страна открытая для сотрудничества со всеми странами, и Китай демонстрирует сегодня такую же открытость всему миру»,— заявил президент.
http://www.kommersant.ru/doc/3297365