Арестованный в Москве по делу "Артподготовки"* рассказал о пытках при задержании
На портале "ОВД-Инфо" опубликовано письмо обвиняемого по одному из уголовных дел против активистов "Артподготовки"* Олега Дмитриева, который находится в московском СИЗО "Бутырка". Он рассказал, что его задержали в связи с "революцией" Вячеслава Мальцева и пытали, требуя "все рассказать".
Как пишет Дмитриев, вечером 1 ноября 2017 года в комнату, которую он снимал в Подмосковье, ворвались люди в масках с криками "лежать, лежать", а также несколько человек в штатском. Кроме Дмитриева в комнате находились Сергей Озеров, Олег Иванов и Вадим Майоров.
Кто-то открыл балкон и разбил бутылку, после чего комната наполнилась запахом бензина. Всех находящихся в комнате раздели по пояс и уложили лицами в пол. Затем от Дмитриева потребовали предъявить документы: тот отметил, что предъявить документы, лежа на полу, довольно трудно. Впоследствии он был арестован на 15 суток за отказ показать документы и препятствование действиям полицейских.
Через несколько часов Дмитриева вывели на кухню и положили лицом на ковролин. Кто-то встал мужчине на лодыжки. "В район почек приставили два провода, начали что-то крутить, от чего било током. Удары были слабые, но шевелились пальцы и шумело в ушах. <...≥ Я сказал: "Что за детский сад, возьмите провод, воткните в розетку и ударьте током, чтобы я почувствовал"", - пишет Дмитриев.
Позднее Дмитриева посадили за стол и сообщили, что он задержан из-за "революции" 5 ноября 2017 года, и предложили рассказать, что он об этом знает. Дмитриеву говорили, что "все уже сознались". Задержанный сказал силовикам, что о "революции" лучше говорить после 5 ноября.
После этого Дмитриева, Озерова и Иванова увезли в полиции. После 15 суток ареста по статье 19.3 КоАП (неповиновение полиции) их снова задержали и отправили уже в СИЗО. Все они стали обвиняемыми по части 2 статьи 205.4 УК (участие в террористическом сообществе) и по части 1 статьи 30, пункту "а" части 2 статьи 205 УК (подготовка теракта).
Вадим Майоров фигурантом уголовного дела не стал. При задержании, по словам оперативников, он сбежал. Однако обвиняемые уверены, что он - внештатный сотрудник и провокатор, который принес в квартиру канистры с бензином и изготовил "коктейли Молотова". Надежда Белова, которая познакомила фигурантов дела с Майоровым, по их мнению, является внештатным сотрудником ФСБ.
Данное уголовное дело стало одним из тех, что возбудили после акций 5 ноября 2017 года, проведенных в семи городах РФ, включая Москву, сторонниками движения "Артподготовка"* оппозиционера Вячеслава Мальцева, который ранее из-за преследования в России уехал за границу.
По другим делам расследование ведется по статьям о призывах к массовым беспорядкам и к осуществлению террористической деятельности, сообщал Следственный комитет РФ.
Подробнее:
https://www.newsru.com/russia/23nov2018 ... rture.htmlФигурант московского "террористического" дела "Артподготовки" Олег Дмитриев обвинил эмигрантку Надежду Петрову, в провокаторстве, назвав ее внештатной сотрудницей ФСБ. Двое других фигурантов обвинение поддержали. Именно Петрова убедила активистов принять на съемную квартиру Вадима Майорова, который тайно принес туда бензин и коктейли Молотова. Дело дошло до суда; в понедельник открываются слушания по существу.
https://graniru.org/Politics/Russia/Pol ... 73936.htmlРоль линейки в тюремной медицине
Врачебную помощь пострадавшим от пыток в ярославской ИК-1 оказывали, измеряя размеры их травм
Следственный комитет начал проверку действий медперсонала в колонии №1 Ярославской области, о систематических пытках в которой мы много раз писали. Очередная проверка была начата по заявлению адвоката правозащитного фонда «Общественный вердикт» Ирины Бирюковой, которая представляет интересы бывших заключённых Евгения Макарова, Руслана Вахапова и Ивана Непомнящих, которые наряду с другими подверглись издевательствам в этой колонии. Адвокат считает: медики не только не оказывали надлежащую медицинскую помощь заключенным, но и фальсифицировали документы, чтобы скрыть эти факты.
Следователям был предоставлен ряд доказательств: фотографии записей в тюремном «Журнале регистрации применения физической силы» и восемь видеофайлов с мобильных регистраторов сотрудников ФСИН, запечатлевших осмотр заключенных после избиений. Из этих документов становится ясно — действия медицинских работников содержат признаки преступлений, попадающих под 293 статью УК РФ — «Халатность».
«Журнал учета применения физической силы и специальных средств» ярославской ИК-1
«Журнал регистрации применения физической силы» — документ, в котором сотрудники колонии обязаны фиксировать любое свое действие, связанное с насилием в отношении заключенных, ведется в ИК-1 с января 2010 года и по сей день. Однако
большинство записей в нем сделаны одним почерком и чернилами одного и того же цвета, как если бы журнал заполнялся одномоментно, в свете грядущей проверки.
Записи в журнале за ноябрь 2016 года
Согласно записям от 29 ноября 2016 года, физическая сила в тот день была применена в отношении четырех заключенных: Костоева, Волкова, Керимова и Мамфотих. Однако в ранее опубликованном на сайте «Новой» видео видно, что в тот день были избиты не только они: заключенных избивали потоком, прогоняя сквозь строй спецназа. В журнале регистрации же об этом не упоминается. Так же как и о других случаях, зафиксированных адвокатом.
На видеозаписях, предоставленных Бирюковой следователям, запечатлены медицинские осмотры заключенных после избиений. На них ясно видно: медицинская помощь фактически не оказывается, осмотр проходит формально и без применения необходимого оборудования и медицинских материалов. Так, осмотр заключенного Керимова, который после избиений едва может передвигаться самостоятельно и по пути в медицинский кабинет вынужден постоянно опираться о стену, занимает лишь несколько минут.
Из медицинского оборудования у женщины-врача только белые перчатки и пластиковая школьная линейка (замерять размеры гематом), никаких других медицинских инструментов в помещении не видно.
Руслана Вахапова же врач вообще «осматривает» через решетку. Вахапов находится в «стакане» — небольшой клетке, предназначенной для транзита заключенных из одного помещения в другое.
«Работа медицинского персонала исправительного учреждения является ключевым элементов в превенции пыток, — пишет в своей жалобе Бирюкова. — Однако, в данном случае, медицинский персонал, а также сотрудники исправительного учреждения, выводившие осужденных для проведения медицинского осмотра, скрыли от следственных и надзирающих органов факты совершения преступлений, халатно отнеслись к выполнению своих должностных обязанностей, чем, фактически стали соучастниками данных преступлений».
Напомним, ИК-1 Ярославкой области прогремела на всю страну летом этого года. Адвокат фонда «Общественный вердикт» Ирина Бирюкова передала «Новой» видеозапись, на которой сотрудники колонии бесчеловечно избивают осужденного Макарова. Разразился беспрецедентный скандал: директор ФСИН публично принес свои извинения, а в отношении ряда сотрудников колонии было возбуждено уголовное дело по части 3 статьи 286 УК РФ — «Превышение должностных полномочий с применением насилия».
В ходе дальнейшего расследования выяснилось, что случай с Евгением Макаровым далеко не единичный. В ИК-1 Ярославской области пытки стали системой. И применяются они не только «точечно», но и массово — в колонию периодически заводится спецназ, который избивает всех заключенных. Называется это «учения». Однако за годы такой практики только трое заключенных — Евгений Макаров, Руслан Вахапов и Иван Непомнящих решились написать жалобы и потребовать расследования этих фактов.
https://www.novayagazeta.ru/articles/20 ... -meditsine«Кремль», чесотка, избиения и бесконечное мытье полов. Арестованный антифашист рассказывает о жизни в российской «пресс-хате»
Петербургский антифашист Юлий Бояршинов, от которого российское ФСБ требовала признательных показаний по «пензенскому делу», провел пять месяцев в «пресс-хатах» СИЗО «Горелово» в Ленинградской области и рассказывает о царящей там атмосфере изоляции, насилия и безысходности.
Подследственные, содержащиеся в ФКУ СИЗО-6 «Горелово» подвергаются систематическому физическому насилию и унижениям со стороны заключенных, выполняющих указания администрации СИЗО. Сами они называют себя «старшие», другие арестанты называют их «красные», «активисты».
Кроме того, ими же у подследственных вымогаются деньги за отдельное спальное место, места рядом с телевизором, возможность спать днем и другие «привилегии». Например, мне в камере 3/14 приходилось спать на сдвоенной кровати с еще четырьмя заключенными. А в камере 1/2, где я содержался с 01.03.18 по 20.07.18, в разное время приходилось спать на полу либо с двумя, тремя, четырьмя людьми на верхней сдвоенной кровати.
Надо заметить, что отсутствие личного спального места более чем у половины содержащихся в камере подследственных связано не только с перенаселением в камере. В камере 1/2, в которой оборудовано 116 спальных мест, обычно содержалось 120-140 человек, иногда количество поднималось до 150. Но, независимо от перенаселенности камеры, всегда оставались незанятые спальные места в «кремле».
«Кремль» — это большое, огороженное шторой пространство, где живут «активисты». В камере 1/2 в «кремле» 12 спальных мест занимали 3-4 человека, в то же время в другом конце камеры обычные арестанты были вынуждены спать по пять человек на сдвоенной кровати.
Новоприбывшего в камеру с порога встречают дневальные, обычно спортивные молодые люди, [они] кричат, чтобы новенький бежал с вещами в другой конец камеры, там говорят, чтобы стоял и ждал, когда его вызовут. Выполняющий функции писаря арестант переписывает данные нового арестованного: его ФИО, год рождения, суд, статью, какой срок, если есть. В камере 1/2, как и во многих других, совместно содержатся осужденные и подследственные, «первоходы» и «второходы», статьи различной тяжести. Когда я содержался в 1/2, в камере были подследственные со статьями 105, 111, 126, 127, 131, 132, 134, 135, 158, 159, 161, 162, 163, 205, 222, 228, 264, 210 и другими.
В чем обвиняют Бояршинова
27-летнего Юлия Бояршинова задержали в Петербурге вечером 21 января. Бояршинов рассказывал, что полицейские избили его из-за того, что он отказался отвечать на их вопросы, сославшись на 51-ю статью Конституции. У задержанного обнаружили 400 грамм дымного пороха.
22 января дома у Бояршинова прошел обыск, а 23 января Приморский районный суд арестовал его на 30 суток по обвинению в незаконном хранении взрывчатых веществ (часть 1 статьи 222.1 УК). В СИЗО, к арестованному пришли двое оперативников ФСБ, которые представились как Костя и Дима. Они стали называть имена фигурантов «пензенского дела» и пообещали, что если молодой человек не будет с ними беседовать, ему «будет хуже». После того, как он отказался от разговоров, его перевели в СИЗО №6 в поселке Горелово. 11 апреля Бояршинову предъявили обвинения в участии в террористическом сообществе (часть 2 статьи 205.4 УК).
В июле Бояршинова этапировали на следственные действия в Пензу. Позже его привезли обратно — но не в Горелово, а в СИЗО №3 в Петербурге.
Последние несколько лет Юлий Бояршинов работал промышленным альпинистом. С 2010 по 2015 год он был одним из организаторов «Бесплатной ярмарки» в Петербурге — мероприятия, участники которого могут избавиться от лишних вещей и выбрать взамен что-то нужное совершенно бесплатно.
Новоприбывшего заставляют ждать стоя от 20 минут до полутора часов, ни с кем не разговаривая. Потом вызывают на «кухню» — это небольшая комната в дальнем конце камеры, куда обычно никого не пускают — там «активисты» едят, там же специальный человек на конфорке готовит им еду в течение дня. Сырые мясо и яйца им приносят в баке из-под баланды.
На кухне с новеньким общаются два-три активиста, говорят, что нужно платить за отдельную койку 5-10 тысяч рублей в месяц, иногда берут дополнительный разовый платеж «за заезд» — несколько десятков тысяч рублей. Если человек отказывается, то кричат, бьют в живот, либо открытой ладонью в затылок. Угрожают бить палкой по ягодицам, по пяткам, но так делают реже, чтобы не оставлять следов.
Также заставляют мыть пол, иногда без остановки, по четыре-пять раз за час с обеда до ужина, и с ужина до отбоя. Угрожают, что раз арестант моет пол, это скажется на его социальном статусе, и из-за этого его будут постоянно заставлять делать то же самое в исправительной колонии. Другими словами, уборку превращают в унизительное наказание.
Обвиняемых по статьям 131—135 УК (статьи, связанные с сексуальным насилием — МЗ) заставляли мыть туалеты, стирать вещи для «старших» либо платить на порядок большие суммы. Также в качестве альтернативы ежемесячных взносов предлагают стать «помощником», то есть обслуживать кого-то из «активистов», стирать вещи, приносить в «кремль» еду на подносе, вешать штору, которая отделяет «кремль» от остальной камеры и снимать ее, когда есть вероятность, что в камеру могут зайти сотрудники СИЗО, хотя при корпусных и режимщиках ее не снимали.
Когда кто-то из «активисто» идет в туалет, помощники заранее, минут за десять, выгоняют всех оттуда. То же самое происходит, если кто-то из «активистов» идет в душ. Горячей воды на первом и третьем корпусе нет. Для «активистов» вода грелась в большой бочке кипятильником, за которым весь день следил специальный человек. Горячей водой могли мыться только «активисты».
Простым арестантам разрешали пользоваться только одним унитазом из трех, которые были в туалете, другие для «старших». Из-за этого, и из-за того, что туалет часто закрывался, там всегда была очередь из 4-5 людей.
В камере 1/2 есть два «писаря». Это арестанты, которые читают входящие и исходящие письма других арестантов, контролируют, чтобы никто не жаловался близким, не описывал нарушения. Они могут целиком не пропустить письмо, либо сказать вычеркнуть отдельные предложения. Самому опускать письма в ящик для писем запрещалось. Также писари расписывались за получение письма в журнале, иногда за продуктовые передачи и магазин других подследственных. Они же передавали заявления сотрудникам СИЗО. Почти все взаимодействие с сотрудниками СИЗО, в том числе на утренней проверке, происходило через писарей и через старших, обращаться напрямую запрещалось, что создавало изоляцию и ощущение обреченности.
Самого меня били несколько раз: в день, когда заехал в 3/14, и в первый день в камере 1/2, потом на второй день так же, и еще несколько раз эпизодически, когда вызывали «на разговор» на кухню. Такие «разговоры» происходили, как правило, после того, как моя адвокат передавала заявление на перевод в другую камеру, жалобы на условия содержания и т.п.
С первых дней мне сказали, что со мной «вопрос деньгами не решить» и что был конкретный запрос на меня от оперативника Прозаревского Ивана Александровича о том, чтобы создать для меня особо тяжкие условия содержания.
Первые несколько месяцев меня заставляли мыть полы без остановки, потом чуть реже. За все пребывание в СИЗО-6 меня почти не выпускали гулять, только пару раз в месяц.
После заявления о переводе меня в камеру для некурящих, меня вызвали на кухню, там были «активисты» Роман и Константин Макаров («Макар»). Они сказали, что в другую камеру меня перевести не дадут, и что теперь я должен сделать фотографию с сигаретой в руке на мобильный телефон одного из них. Я этого делать не хотел, Роман меня уговаривал, а после угрожал физическим насилием. Иногда на кухню ненадолго заходил «старший» Денис Рымов. Он кричал на меня, угрожал, наносил несколько ударов по лицу открытой рукой и потом уходил. Такой «разговор» продолжался около полутора часов, потом Денис опять зашел и сказал, что если я не сделаю [фото] с сигаретой, меня он изнасилует, снимет на видео и отошлет в исправительные колонии, при этом Костя стоял справа и держал меня, а Денис положил руку на пах и сказал: «Готов?» — после чего я согласился сделать фотографию.
В камере 1/2 меня не менее трех раз заставляли писать объяснительные о том, что в камере я не подвергался давлению. Первую я писал под диктовку Константина Макарова, по поручению оперативника Прозаревского. Вторую я писал в кабинете Прозаревского после того, как в СИЗО поступило коллективное обращение граждан по поводу условий содержания в СИЗО-6. Обращение Прозаревский не показывал, дал список из примерно 180 ФИО и сказал, чтобы я переписал их все в объяснительную, и написал, что я их не знаю и на меня не оказывается давление в камере, где я нахожусь.
Все это было совсем не правдой. С нами в кабинете сидел один из «старших» Дмитрий Смирнов. Прозаревский и Смирнов угрожали, что если я не напишу такую объяснительную, они создадут невыносимые условия не только для меня, но и для сокамерников, например, отберут все шнурки, телефоны и т. п., и спровоцируют насилие в мою сторону с их стороны. Третий раз я писал такую объяснительную, когда Прозаревский зашел в камеру, сел в «кремле» и вызвал меня. При этом людей с соседних рядов, откуда видно «кремль», заставили уйти в другой конец камеры, чтобы они нас не видели. Кроме меня потом вызывали еще нескольких арестантов для написания объяснительных.
«Активисты» выполняют в СИЗО-6 указания оперативников СИЗО, а они, в свою очередь, могут выполнять указания оперативников, которые ведут дело. По их указанию подследственным в СИЗО устраивают так называемую «прожарку»: бьют, угрожают, заставляют бесконечно мыть пол, в целом создают невыносимые условия. Прямо заявляют, что чтобы прекратить это, необходимо давать нужные показания по своему делу, «решать вопрос со своими операми», так было и со мной.
В один из вечеров, в 20-21 [час вечера], меня вызвал оперативник Евгений Владимирович и спросил, буду ли я общаться с оперативниками [ФСБ], которые завтра приедут в СИЗО. Я ответил, что буду в присутствии адвоката, после чего меня [вернули] в камеру и вызвали кого-то из «старших» на пару минут. Когда тот вернулся, то начал на меня кричать и заставил приседать 1000 раз. Такое наказание в камере использовалось довольно часто, но обычно до 500 раз. После такого количества приседаний неделю ноги еле двигаются, сложно ходить.
Что такое «пензенское дело»
Уголовное дело о «террористическом сообществе «Сеть»» было возбуждено ФСБ в октябре 2017 года. Тогда в течение месяца в Пензе задержали Егора Зорина, Илью Шакурского, Василия Куксова, Дмитрия Пчелинцева, Андрея Чернова и Армана Сагынбаева (последнего силовики нашли в Петербурге и этапировали в Пензу). Двое пензенцев — Максим Иванкин и Михаил Кульков — скрылись и были объявлены в розыск; 6 июля стало известно, что их задержали в Москве, отвезли в Пензу и арестовали. В январе в Петербурге по тому же делу были задержаны Виктор Филинков и Игорь Шишкин. 11 апреля обвинения предъявили еще одному петербуржцу — Юлию Бояршинову.
Большинство фигурантов дела — антифашисты и анархисты; многих задержанных объединяет и увлечение страйкболом. В ФСБ утверждают, что все они состояли в подпольной организации «Сеть» и намеревались во время президентских выборов и чемпионата мира по футболу с помощью взрывов «раскачать народные массы для дальнейшей дестабилизации политической обстановки в стране» и поднять вооруженный мятеж. Ячейки «Сети» якобы действовали в Москве, Петербурге, Пензе и Белоруссии.
Родные пензенских фигурантов дела говорили, что при задержании им подбросили оружие, а затем пытали. О пытках подробно рассказали Виктор Филинков, Дмитрий Пчелинцев и Илья Шакурский, а сентябре молчавший до того Арман Сагынбаев сказал, что дал признательные показания под пытками. О допросе с применением электрошокера говорил и Илья Капустин, которого отпустили в статусе свидетеля — опасаясь за свою безопасность, он, как и жена Филинкова Александра, уехал в Финляндию, где попросил политического убежища.
Пчелинцев и Шакурский утверждали, что сотрудники ФСБ пытали их током в подвале пензенского СИЗО. Шишкин о пытках не заявлял, однако врачи диагностировали у него перелом нижней стенки глазницы, многочисленные гематомы и ссадины, а посетившие Шишкина в СИЗО члены ОНК зафиксировали на его теле многочисленные следы, похожие на ожоги от электрических проводов.
СК уже отказался возбуждать уголовные дела о пытках Филинкова и Капустина — следователь решил, что Филинкова сотрудники ФСБ законно били электрошокером, а следы на теле Капустина остались не от шокера, от укусов клопов.
Часть 2 статьи 205.4 УК (участие в террористическом сообществе), по которой возбуждено и расследуется «пензенское дело», предусматривает от пяти до 10 лет лишения свободы.
Бытовые условия в СИЗО-6 «Горелово» по-настоящему кошмарные: мало места, около двух квадратных метров на человека, переполненность камеры, необходимость спать по несколько человек на кровати, отсутствие горячей воды, постоянные очереди в туалет и к раковине, на 130-140 человек стол на 12 посадочных мест, некоторые окна выбиты (выбивают летом из-за духоты), зимой из них дует холодный ветер на тех, кто спит на втором ярусе. Зимой часто спали в верхней одежде и куртках.
Но тяжелее всего было переносить атмосферу изоляции, насилия вокруг и ощущения безысходности. Часто рядом «старшие», либо «дневальные» кричали на кого-то, угрожали, били. Обычным делом было слышать крики и мольбу остановиться из «кухни», где кого-то били по пяткам либо по ягодицам. Непросто избавиться от страха оказаться на их месте.
Было очевидно, что это не просто инициатива отдельных «активистов», а порядок, организованный оперативниками СИЗО-6. И только большему насилию подвергнутся арестанты, которые попытаются писать жалобы либо заявления на перевод в другую камеру.
В Горелово довольно часто проходят различные проверки, комиссии. При мне в период с 01.03.18 по 20.07.18 раза два в месяц СИЗО посещала прокурорская проверка, либо уполномоченный по правам человека (УППЧ), либо ОНК. Все они, как правило, находят не так много нарушений, так как о них заранее объявляется, и создается вид, что нарушений нет.
Например, перед обходом ОНК, когда они планировали зафиксировать переполненность камеры, половину заключенных камеры (около 70 человек) вывели «на прогулку». В другой раз писарь просто соврал, сказав, что в камере 110 человек, хотя было сильно больше. Перед проверкой, которая должна была проверить соблюдение раздельного содержания различных категорий арестантов, на утренней проверке «активисты» объявили, что если кто-либо будет интересоваться, то в камере содержатся ранее не судимые с тяжелыми статьями, и каждый арестант должен выбрать себе соответствующую статью. А в течение дня дневальные проверяли это.
Кроме того, если кого-либо из арестантов вызывали на беседу ОНК или УППЧ, «активисты» предварительно проводили беседу, объясняя, что можно только говорить, что «в камере все хорошо», жаловаться бесполезно и угрожали на этот случай. Во время бесед с ОНК в отдельном кабинете рядом всегда находился начальник оперчасти либо замначальника СИЗО [Сергей] Красильников, которые сообщали «старшим», если арестант сообщал что-то плохое о камере.
За жалобы подследственных могли переселить с оплаченной отдельной шконки в «пятерник», лишить доступа к телефону, бить, заставлять бесконечно мыть полы.
Кроме того, в камере 1/2 существовал «налог» на передачи. «Активисты» забирали две пачки сигарет с каждого блока и пакет сладкого (печенье, конфеты).
В камере 1/2 я заразился чесоточным клещом. Чесотку мне диагностировали в СИЗО-1 Пензы, куда меня этапировали из СИЗО-6 «Горелово». Лечение чесотки требует изоляции больного, дезинфекции вещей, матраса, спального белья, самой камеры. Всего этого в Горелово не делают, в плотно заполненной камере люди заражают друг друга ежедневно. Когда я покинул камеру 1/2 в июле, примерно каждый второй в камере испытывал сильный зуд и часто чесался, лечение чесотки не производилось.
СИЗО-6 «Горелово» — это изолятор, переводом в который могут запугивать сотрудники, ведущие следствие по уголовному делу. По заказу таких сотрудников на подследственных оказывается давление с целью склонить к даче необходимых следствию показаний.
https://zona.media/article/2018/11/09/gorelovo-pressБунт заточек (18+)
Пыточная система ФСИН провоцирует насилие между зэками: активисты унижают и мучают, но и сами становятся жертвами жестоких нападений
В начале ноября в СМИ и соцсетях появилась информация о бунте в еще одной омской колонии — в ИК-3 (в октябре взбунтовалась ИК-6). Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) всячески это отрицала: мол, ничего страшного, бытовая ссора, просто заключенный-тувинец кого-то порезал. Но оказалось, что пострадал не просто кто-то,а главный активист колонии Владимир Жилин. Произошло это утром 8 ноября на зарядке.
Трофим Уваров (имя и фамилия изменены в целях безопасности) освободился из ИК-3 в ноябре 2018 года:
«Прямо на плацу перед дежурной частью Жилу [Жилина] потыкали в грудь, четыре раны. Этот тувинец, фамилия его Куупар, что пырнул его, тоже в пятом отряде был. Жилин до этого был завхозом в девятом адаптационном отряде».
Адаптацию закрыли в первых числах ноября. Видно, ждали комиссию какую-то, и всех активистов раскидали по разным отрядам. Жилина — в пятый режимный отряд отправили, опасный рецидив. Он там буквально несколько дней пробыл, и это случилось. Видимо, над этим тувинцем он сильно издевался. Заточкой он его. Заточку на промке, видать, сделал. Но она короткая оказалась. Жила-то здоровый, толстый. Чего ему худым-то быть, не баланду ж ест.
Когда его пырнули, все думали, что на глушняк его замочили, а он выжил. Сейчас, говорят, его шесть человек ментов у палаты на больничке охраняют.
У Жилина передвижение по лагерю было свободное, когда он в адаптации был. Он в любое время дня и ночи мог двигаться по лагерю, куда захотел, туда и пошел. Позвонить ему давали, его помощники могли у пенсионеров забрать на магазине сигареты, чай. У Жилина отдельный кубрик был. Жил он на шикарную ногу. Унего не было никаких друзей на зоне. Какие у него могут быть друзья? По-нашему, по-зэковски, он гадом считался, работал на администрацию. Он мог избить, мог обоссать… Жилин 1979 года рождения, срок у него 8 лет. У него статья 111 ч. 4 [«Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть»]. Он мужика одного сильно избил палкой и табуретом по голове. У мужика этого открытая черепно-мозговая травма, отек мозга, умер он. Жилин уже четвертый год сидит в этой колонии. Он уже четвертый год сидит в этой колонии. Ему обещали УДО, и поэтому он такие расправы делал.
Всех дневальных, активистов, которые были в пятом отряде, в то утро на зарядке избили. Еще у первого отряда запинали осужденного активиста Тарасова. Это был дневальный у Жилина в адаптации. Он тоже издевался.
Когда все это произошло, сотрудники быстро всех растащили. А активистов после этого всех забрали из отрядов и закрыли обратно в девятый отряд, чтобы они отдельно от всех были, чтобы их не перебили.
В тот день нас на работу так и не вывели. Мы часа два просто стояли на плацу на улице. Погода плохая была: сырость, слякоть. Вся зона не работала в тот день.
Когда я освобождался, нас снимали на камеру и заставляли сказать, что мы не имеем претензий ни к активу, ни к администрации. Снимали сотрудники колонии.
Меня снимал прапорщик Эранасян. Если бы я сказал, что имею претензии к администрации, то все равно бы заставили сказать, что не имею».
Нападения на активистов не редкость для современной уголовно-исполнительной системы. Сама система УИС, построенная на унижении и угнетении одних заключенных другими, провоцирует насилие. Актив получает в зоне не только часть должностных полномочий сотрудников колоний, но и жизнь-«малину» вместо назначенного судом наказания. Причем сотрудники ФСИН подбирают в актив заключенных с большими сроками, осужденных за тяжкие и особо тяжкие преступления, порой крайне жестоких и извращенных, которым, что называется, терять нечего. Вот только один пример, после которого становится понятным, что Жилину еще сильно повезло.
Посещая этим летом колонии Новосибирской области и Тывы, я встретила двух подельников — Константина Щукина и Руслана Шайхутдинова, отрезавших голову главактивисту одной из колоний Иркутской области Геннадию Кожухарю. Кожухарь, осужденный за убийства у себя на родине в Молдавии, но сумевший каким-то образом избежать наказания, оказался в России, где убил шестерых человек, за что был осужден на двадцать лет лишения свободы.
39-летний Кожухарь работал на должности дневального в карантине и, по словам заключенных, был правой рукой начальника колонии. К тому времени в колонии он провел уже почти 13 лет. От администрации Кожухарь получил большую власть, и это несмотря на то, что по тюремным законам он считался «опущенным».
Кожухарь принимал этапы и изощренно издевался как над прибывающими в колонию, так и над работающими в карантине. Обращался ко всем в женском роде, осужденных называл «бабы-дуры», склонял к сожительству. Нескольких осужденных изнасиловал. Вновь прибывших зэков Кожухарь заставлял часами стоять и повторять всякие речевки, самая невинная из которых, пожалуй, такая:
Чем с ворами чифирь пить,
Жижу вонючую,
Лучше в СДиП вступить,
Партию могучую.
Секции дисциплины и порядка (СДиП) формировались из лояльных администрации заключенных, которым администрации колоний фактически передавали свои полномочия по надзору и контролю над осужденными. СДиП запрещены приказом Минюста с 2010 года, в том числе из-за провоцирования членами СДиП конфликтных ситуаций между осужденными. Тем не менее в большинстве колоний России эти секции продолжают незаконно действовать, называясь адаптационными отрядами.
19-летний Константин Щукин также работал дневальным в карантине. Кожухарь неоднократно его избивал, оскорблял и хотел изнасиловать. Эти издевательства стали системой и чуть не довели Щукина до самоубийства.
И над Русланом Шайхутдиновым Кожухарь издевался, избивал и обещал убить. Накануне убийства Кожухаря у Шайхутдинова был день рождения, ему исполнилось 22 года. И в качестве поздравления Кожухарь сильно избил именинника по голове. Ну а Щукину Кожухарь в тот день сказал: «Я тебя сегодня угоню [совершу сексуальное насилие]».
Будущие подельники решились на убийство. Ночью, после обхода администрации, Щукин снял металлическую перекладину с уличного турникета, а Шайхутдинов сломал ножницы и обмотал тряпкой рукоятку. Дождались, когда Кожухарь уснет. Шайхутдинов позвал Кожухаря к телефону (якобы звонит начальник колонии). При выходе из спальни Щукин ударил сонного Кожухаря перекладиной по голове. Кожухарь упал, потеряв сознание. После этого Шайхутдинов многократно ударил Кожухаря ножом в горло, а затем ножницами отрезал ему голову.
Труп Кожухаря отнесли на его кровать и накрыли одеялом. Замыли полы и стены от крови, затем пошли в кабинет начальника отряда и дождались его прихода. Щукин и Шайхутдинов, по словам свидетелей, рассказывая о совершенном ими убийстве, улыбались и смеялись.
На суде оба признали свою вину. Щукину дали 11 лет, а Шайхутдинову — 12 лет строгого режима.
Не совершив убийство активиста Кожухаря, Щукин и Шайхутдинов уже давно были бы на свободе. Но о том, что они сделали, не жалеют. Находясь в колониях в разных регионах России, они сказали мне одно и то же: мы бы и сейчас его убили.
Заключенные Щукин и Шайхутдинов за совершенное ими убийство получили большие сроки, но из сотрудников колонии не был наказан никто. А ведь именно офицеры ФСИН допускали и поощряли издевательства Кожухаря над другими осужденными. И надо понимать, что, пока тюремщики будут управлять колониями с помощью актива, нападения на активистов не прекратятся. А заключенные, подвергшиеся изощренному насилию и издевательствам, будут выходить на волю с искореженной психикой.
«Ты — животное!»
Вернемся к ИК-3 Омска. Несколько заключенных, освободившихся в этом году из колонии № 3, на днях пошли в следственное управление Следственного комитета по Омской области и дали показания на тех сотрудников и активистов ИК-3, кто подвергал их пыткам и унижениям (копии официальных показаний имеются в редакции). Эти открытые обращения заключенных крайне важны: они больше не боятся, они требуют наказания.
Из показаний Ивана Белоглаза (освободился из ИК-3 Омска в сентябре 2018 года): «Приезжает этап на зону, сотрудники сразу заставляют упасть на корты, то есть сесть на корточки, руки вытянуть над головой. Появляются осужденные активисты, начинают задавать вопросы: кто, что, кем будешь работать, что у тебя есть? Активисты ушли, появляются сотрудники администрации. Сразу корпус — 90 градусов, побежал до карантина, руки за спину, сумки за спиной, затем построились в одну линию и начинают заставлять приседать, падать, кричать всякую ахинею на себя: «Я петух, я … [совершаю половой акт] в жопу» и т.д. Это требовала кричать администрация, а именно майор Роман Юрьевич Мищенков, начальник оперотдела ИК-3.
В ИК-3 просто творится беспредел, там опускают осужденных, там нет человеческих прав вообще. Пока ты не скажешь, что ты «пидорас», до тех пор ты будешь просто страдать. И я говорил. Это было в карантине. Меня заставлял это говорить Мищенков Роман Юрьевич. Все это было в присутствии активистов. Они унижали очень сильно. Сажают на колени. Активисты говорят: «Ты кто?» Например, ты крикнул: «Я человек». Тебя просто бах, бах, убили… Потом водичкой облили тебя, в себя пришел: «Ты кто?» Мищенков стоит над тобой: «Ты должен говорить, что ты пидорас». И у тебя нету варианта, ты кричишь.
(Необходимо отметить, что не только бывшие осужденные ИК-3 говорят о приказах тюремщиков и активистов оскорблять и унижать себя. Аналогичные заявления делали как бывшие, так и нынешние заключенные других колоний Омска, о чем неоднократно писала «Новая газета». То есть происходящее в ИК-3 — это не аномалия, а традиция омских тюремщиков, которые, по всей видимости, посещают одни и те же курсы повышения квалификации по сексуальному насилию. — Е. М.)
И так поступают со всеми, кто в эту колонию прибывал. Какой смысл требовать от осужденного, чтобы он называл себя «пидорасом»? Я вам сейчас расскажу. Чтобы дальше в адаптационном отряде (это тот самый девятый отряд, где завхозом был ныне пострадавший активист Владимир Жилин. — Е. М.) тебя унижали, а потом, когда ты в колонию вышел, чтобы ты там рот вообще не открывал, а мыл полы, приседал, стоял, тебя могли по лицу ударить…
В общем, все, что они требуют, ты должен выполнить. Если не признаешься, что ты «пидорас», сделают «пидорасом», кинут на матрас и проведут членом по губам или помахают им перед лицом. Это могут сделать завхозы Жилин Владимир Иванович, Коврига Максим Сергеевич, Адаев Евгений Абузидович, Полозков Алексей, Назаров Сергей Александрович.
А Роман Юрьевич Мищенков, начальник оперотряда, может посадить голого осужденного на ремень, то есть привязать ремень к горлу и заставлять его лаять. Потом на карачках тащить его на поводке, как собаку, по коридору в КВР (комнату воспитательной работы) отряда. А там весь отряд стоит и смотрит.
На ремень Мищенков мог посадить заключенного за любой отказ. Например, Мищенков мог сказать: «Упал и отжался». Осужденный ему говорит: «А в правилах внутреннего распорядка не написано, что я должен отжиматься». И все, здоровье свое оставил.
До недавнего времени в девятом отряде не было видеокамер, их только недавно установили в коридоре. Только сейчас там перестали ходить по коридору в 90 градусов. В КВР отряда стоит камера, но она не работает. Там осужденных заставляют и приседать, и прыгать, и бьют их там активисты Жилин и Белоусов.
Меня шесть раз отправляли в адаптационный отряд. Я находился в первом отряде, ходил с тросточкой, потому что нога была сломана. Меня сотрудник отдела безопасности, куратор первого и второго отрядов капитан Капович Иван Сергеевич, избил, разбил мне все лицо за то, что он мне запрещал пить чай из алюминиевой кружки, а я ему сказал: «Иван Сергеевич, у нас в правилах внутреннего распорядка не записано, что нельзя алюминиевые кружки». И после этого он отправил меня в адаптацию в девятый отряд. Там надо мной в первый день издевались, я не буду дальше рассказывать, у меня аж как-то до слез…
На следующее утро пришел начальник оперативного отдела Мищенков и заставил меня стоять с тросточкой по 16 часов в день. Если осужденные отказываются убираться в отряде (а убираться-то должен дневальный, ему же за это деньги платят, он же на ставке), то активисты заставляют их есть половые тряпки. Кто ел из заключенных тряпки? Например, Литвинов Виктор Петрович. Он приехал в колонию нормальным человеком, а сейчас он находится в «гареме», куда его непосредственно загнал Жилин. Заключенный, который по приказу администрации или Жилина может «опустить» заключенного, это дневальный адаптации Драбудько Вячеслав Сергеевич.
В третьем отряде у инвалидов отбирают деньги, передачи.
Это делает завхоз отряда Сотников Виктор, до него делали другие завхозы. И это все устраивает администрацию колонии. Администрация кормится тем, что они приходят на работу, им не нужно с собой брать ни сигареты, ни покушать, ни попить. Осужденному мамка привезла передачу, они у него отобрали полпередачи, унесли в дежурную часть. Могут ходить в магазин с инвалидами и там у них забирать чай, сигареты, еду. Отоваривались они на чеки инвалидов и в кафе-баре.
Когда я пожаловался старшему помощнику прокурора по надзору Ивану Марковичу на то, что меня по голове дубинкой избил начальник оперотдела Мищенков, то Маркович мне ответил: «Если ты будешь продолжать жаловаться, хоть одно слово где-то скажешь, ты будешь сидеть в ПКТ или в СУС (ПКТ — помещение камерного типа, а СУС — это строгие условия содержания)».
Иван Маркович
А Мищенков за жалобы вызывал меня к себе в кабинет и отбивал башку пакетами. Это скрученные полиэтиленовые пакеты, перемотанные скотчем (пакеты эти делают в колонии, в пакетном цеху). Вот ими и отбивают голову.
Мищенков мне еще палец большой сломал на левой руке, даже гипс после этого не наложили. За то, что я сказал, что когда я освобожусь, то напишу жалобу заместителю прокурора по Омской области Тебеньковой Елене Михайловне.
В ИК-3 есть бомбоубежище, оно в том же помещении, где медчасть. И когда с проверкой колонии приезжала прокурор Тебенькова Елена Михайловна в мае 2017 года, то нас (на тот момент 24 человека) удерживали в бомбоубежище, чтобы мы не рассказали, что происходит на ИК-3, непосредственно про всех активистов: Жилина, Белова, Комарова, Макарова, Ковригу, Назарова и всех остальных. Удерживал нас непосредственно Мищенков Роман Юрьевич вместе с активистом Жилиным.
В ИК-3 просто беспредел. Если ты осужденный, то все, ты не человек, ты не гражданин, ты — животное. Для начальника колонии Турбанова Алексея Владимировича это все приемлемо, это все им поставлено, это все он диктует делать».
Полковник Алексей Турбанов — потомственный тюремщик. Возглавляет ИК-3 с 2014 года. Его отец — Владимир Турбанов с 2005 года был замначальника, а с 2009 года — начальником УФСИН по Омской области. Затем Турбанов-старший возглавил УФСИН по Челябинской области. Именно в те времена там произошел известный бунт в колонии Копейска. В 2014 году уволен приказом президента России.
Омская региональная общественная организация «Центр развития общественных инициатив» неоднократно признавала ИК-3 лучшим учреждением по реализации социально значимых программ: шефская помощь детским домам, ветеранским организациям и детским садам. ИК-3 участвует в спортивных соревнованиях омского УФСИНа, где регулярно занимает призовые места по гиревому двоеборью, лыжным гонкам и шахматам.
«Угрожать Валерой»
Из показаний Владимира Рогожина (освободился из ИК-3 Омска в мае 2018 года): «Когда я приехал в карантин, меня стали бить сотрудники безопасности — Сапович Иван Сергеевич и Олейник Александр Андреевич. Они забрали все мои вещи, на квиток не разрешили положить (сдать на хранение).
Потом нас всех с этапа построили, заставили орать, что мы «красные», потом: «АУЕ — … [мужской половой член] во рте». Мы кричим, они: «Громче!» — и бьют всех.
На мне было темно-синее нательное белье, и мне Сапович говорит: «Снимай!» Я говорю: «Это положено». Он ничего не ответил, а когда я отвернулся, то он подкатнулся сбоку и ударил меня по голове со всей силы с размаха полиэтиленовой дубиной. Эта дубина — полиэтилен, смотанный скотчем, около метра длиной, тяжелая, но следов не оставляет. Я не ожидал такого удара, расслабленный стоял, упал, спину повредил. Они стали меня поднимать, пинать, заставлять приседать, отжиматься… Вот такие спецэффекты устраивали. Я присел, наверное, больше 150 раз. У меня спина начала отказывать, меня двое поддерживали с двух сторон, мы приседали. Нас четверо человек приехало из СИЗО по этапу и так всех заставляли кричать и приседать.
Я уже отбывал наказание на «тройке». Раньше как было: приехал, побили и все, больше не трогают. Сейчас же приходит Иван Сергеевич Сапович с активистами, а еще они с собой опущенного приводят — осужденного Валеру (он на зоне с апреля 2016 года).
Нас в карантине человек двадцать пять стоит, и Валера начинает орать, на себя наговаривать: «Я пидорас, я … [буду совершать половой акт]». А мы слова гимна России читаем.
Если кто плохо читает или чего-нибудь не сделал, как приказывали, то Сапович с активистами и Валерой уводит в комнату, где бьют дубиной и угрожают Валерой. То есть Сапович показывает, что здесь ломка идет. Травят они зэков козлами [активистами].
Потом в карантине сотрудники с видеокамерами заставляют осужденных кричать, что они «красные» и мыть унитазы. Они снимают и говорят: «Бери тряпку, проведи по краю унитаза, имитируй, что унитаз моешь». Я протирал унитаз, и все протирают, потому что иначе пугают обиженным, что тебя «опустят», если ты не будешь выполнять их требования. Там все проходят через эту тряпку. Это стандартная их установка.
Если заключенный протрет унитаз, ничего такого в этом нет, за собой все убираются в камерах. Они этим пытаются унизить. А на видео снимают на случай, если человек попытается возвыситься среди осужденных, то могут показать видео и сказать: «Вот ты унитазы тер, как «дырявый» [«опущенный»], куда ты лезешь».
Дальше приседания, отжимания, чтобы человек все силы растратил, чтобы ничего сделать не мог. После карантина адаптация идет. Завхоз и дневальный заставляют стоять и орать правила. Две недели так стоишь. В карантине орешь и здесь орешь. Рядом со мной там мужичок был старенький, лет 60, Сидорский его фамилия, он прямо стоял и писался в штаны.
Ну дед, стоять уже не мог. Потом я увидел его в первом отряде, он там очень быстро умер, не выдержал этих издевательств.
Еще у нас в первом отряде был осужденный около 50 лет, он болел сахарным диабетом. Так его не пускали в санчасть за лекарствами. Он зависимый от инсулина был. И ерез недолгое время он умер без инсулина.
После адаптации, если ты сопротивляешься режиму, не делаешь, что тебе приказывают, тебя списывают в четвертый и в пятый отряды, это вторая адаптация. Там всю почту, которую ты хочешь отправить, ты должен отдать руководителю отряда — завхозу. Они сами читают, потом оперативникам дают почитать, потом только отправляют цензору. Следят, чтобы никакая информация оттуда не вышла. Никаких жалоб оттуда написать невозможно. И на все вопросы надо отвечать «никак нет» и «так точно».
Меня списывали в пятый отряд, там невыносимые условия. Там загоняют всех в одну секцию, «телевизионка» (КВР) называется, рассчитанная всего человек на сорок, а там больше ста человек. Туберкулезные, больные ВИЧ — все вместе. Заставляют читать правила во весь голос: один читает, все повторяют, дважды в день — в 11 и вечером. Все передвижения только строем по парам. Еще на улице на холоде могут держать много часов, а у многих теплых вещей нет.
После того как я освободился и дал показания следователю, на меня через несколько дней надели браслет. Я освобождался по статье о замене наказания более мягким — это браслет. В Омске браслетов нету в наличии, но для меня почему-то нашли. Курирует меня наш районный инспектор, он меня вызвал и говорит: «Ты понимаешь, что это не от меня исходит, это от начальства свыше». Вот так».
«Мне пришлось отказаться от веры»
Из показаний Адиса Шабданова (освободился из ИК-3 Омска в августе 2018 года): «Когда я был в ИК-3, мне там запрещали молиться и надо мной из-за этого была физическая расправа. Я работал в ночную смену швейником. Инспектор увидел, что я во время работы намаз делал на коврике. И старший оперативник Мищенков Роман Юрьевич знал, и все оперативники знали, что я молюсь. Я целый год работал, не было никакого инцидента.
Но потом меня за намаз посадили в изолятор (в феврале этого года). В ШИЗО я тоже читал намаз, и меня потащили в адаптацию. В адаптацию меня уводили капитан Мамонов Павел Вячеславович, инспектор отдела безопасности, и оперативник Олейников Александр Андреевич. Руки за спину, загнули корпусом 90 и понесли туда, начали там меня вдвоем избивать. И еще к ним присоединились двое осужденных из адаптации — активисты Жилин и Анохин. Руками, ногами били. Сломали мне два ребра, они криво срослись.
«Требовали, чтобы я не молился. Потом они раздели меня догола, Жилин снял с себя штаны, вытащил член и грозился провести им по моим губам. Мне пришлось отказаться от веры, сказать, что не буду больше молиться. У них такие методы, что второго не дано».
Когда сотрудники администрации ушли, Жилин ко мне подошел и сказал: «Ничего личного». Но ведь Жилин знаком с моим отцом. Как это все возможно?
Естественно, я потом молился, но это я делал тайно, про себя, чтобы никто не видел и не слышал. Они не давали молиться не только мне, но и другим мусульманам. Заставляли их отказываться от веры. Вначале они это делали потихоньку, говорили: «На ковриках нельзя молиться, молитесь так», а потом вообще запретили молиться.
Система создавалась непосредственно начальником колонии Турбановым и его замом по БИОР [безопасности и оперативной работе] Карбаиновым Дмитрием Матвеевичем. Он сейчас начальник тюремной больницы в Омске [ОБЛПУ-11]. Это все от них исходит. У начальника колонии Турбанова отец генерал. Начальнику колонии 35 лет, а он уже полковник, он карьерист, и он не брезгует такими методами работы».
Из показаний Камала Рагимова (освободился из ИК-3 Омска в июне 2018 года): «Жилину что говорят делать сотрудники, то он и делает, что-то от себя добавляет. Отжимает деньги у осужденных. Например, Жилин за деньги освобождает от всяких своих придуманных программ. Заставляет по 4 тысячи раз присесть каждого. Чтобы освободил, надо платить деньги. Поэтому, кто может дать денег, все дают.
Вот стоят зэки часами, только пошевелился, его сразу же утянули и избили.
А утаскивают в специальную комнатку для пыток, она замурованная. Я, когда давал показания, объяснял следователю схему, где найти эту комнатку, она там спрятанная в девятом отряде, за дверью кухни.
Весь отдел безопасности и оперативный отдел занимаются избиениями. Они по очереди приходят, строят и по одному начинают бить, ты даже не понимаешь, кто тебя бьет. Они там все бьют. Просто минут 15 себя ощущаешь футбольным мячиком. От кого прилетает удар — в такой ситуации не успеваешь запомнить.
Я называл следователю фамилии, кого помнил: Семейкин Станислав Андреевич — начальник отдела безопасности. Сайтбагин — оперативник, Мищенков. Они меня избивали вместе с осужденными, когда я был в карантине.
Зачем избивать заключенных в карантине? Чтобы запугать. Ты даже ничего не успеваешь сказать, а тебя уже бьют. Говорят: «Вы, пидораски, приехали сюда … [совершать половые акты]. Всем все понятно?»
Потом бьют и заставляют кричать: «Я проститутка, приехала … [совершать половые акты]». В карантине в углу видеокамера висит, но они ее просто закрывают.
Если не орать, что они требуют, то будут бить, пытать, в тазике топить. Но я не кричал. И меня топили, я сознание терял.
Топят они так: стелят матрас, кладут тебя на матрас, руки за спиной связывают скотчем, ноги заматывают. На тебя встают два человека, третий берет тебя за руки, выворачивает их, и у тебя непроизвольно поднимается голова и грудь, тазик подставляют и спокойно тебя опускают в тазик, и ты не можешь пошевелиться. А четвертый тебя за шею берет и топит в тазике, поднимает и опять топит.
Но я все равно не кричал, что они требовали. Мне повезло, что приехал кто-то из управления, им позвонили и приказали прекратить. Они мне сказали: «Мы еще к этому вернемся».
Потом я опять отказывался приседать и другие их издевательства выполнять, тогда меня привели к Турбанову, к начальнику колонии в кабинет. Турбанов мне говорит: «Чего ты здесь … [права качаешь]? Чего, вор приехал?» Я говорю: «Нет». Ну поговорили с ним. Он говорит: «Ну давай … [иди] в адаптацию, я о тебе еще услышу, в гареме у меня всплывешь». Гарем — это «обиженные»… Во всех отрядах они есть. При мне там «опустили» человек пять. Они уходили со строя мужиками, а приходили «петухами».
Я многих таких видел, кого активисты для морального унижения человека за жопу щупали, называли «девочка моя», «женщина», ну всякое разное. Эти мужики не были худенькими, маленькими. Они выглядели как нормальные мужики. Причем делали активисты все это при сотрудниках. А сотрудники смеются: вот, мол, послушный какой стал».
Начальнику ИК-3 Алексею Турбанову вручают сертификат «Лучшее учреждение»
https://www.novayagazeta.ru/articles/20 ... t-zatochekВ Москве подозреваемый в разбое умер на допросе
Подробнее на РБК:
https://www.rbc.ru/rbcfreenews/5bf7b5c8 ... m=newsfeed
Login
Register
FAQ
Search
