JOURFIXE

Ко дню рождения Льюса Кэрролла выкладываю перевод его поэмы.

Льюис Кэрролл
ОХОТА НА СНАРКА
(Т/Д)ерзание в восьми приступах. (1)

Перевод С.Воля.

Приступ первый.
Высадка.

"Вот где должен быть Снарк" - так Белман гласил,
И, думой о высадке полн,
Он каждому в волосы палец вонзил
Для поддержки над гребнями волн.

"Вот где должен быть Снарк! Это я говорю,
И тем экипаж поддержу.
Вот где должен быть Снарк! - третий раз повторю.
Все верно, что трижды скажу!"

Чистильщика (2) список командный включал,
Умельца, что шляпы тачал (3);
От ссор всякий спор Адвокат защищал,
Ну, а Маклер знал цену вещам.

Выигрывать мог Биллиардный Игрок
Все ставки при мизере личной,
Но общие средства надежно берег
Банкир, к миллионам привычный.

Бобер в моряки не годился почти,
Но Белман считал его дельным:
Он спасал от крушений, усевшись плести
Кружева на носу корабельном.

А один в экипаже взял уйму поклажи,
Но забыли ее при посадке -
И кольца, и перстни, и зонтик, и даже
Походный костюм и перчатки.

Свое имя нанес он на все сундуки -
На все сорок два, как печать,
Но в эти подробности и пустяки
Собратьев не стал посвящать.

Он страдал от того, что всего у него
Осталось пальто только семь.
А ботинок три пары.. Но хуже того:
Он забыл свое имя совсем.

Откликался на "Эй" и на "Парень, скорей"
На любой громкий окрик и брань.
На "Валяй, не мелькай", на "Медяшку задрай"
Но особо - на "Где эта дрянь?!"

Лишь для тех, кто под стать всех привык называть,
Посолидней он имя носил:
Он для друга в ночи был "Огарок свечи",
Для врага - "Недоеденый сыр".

"Да, он толст, неуклюж, слабый ум у него, -
Белман часто говаривал так, -
Но ведь редкий храбрец! И важнее всего,
Что ему позарез нужен Снарк!"

Он гиенам на взгляды шутя отвечал,
И беспечно кивал головой,
А однажды с медведем под ручку гулял,
Чтоб поднять его дух боевой.

Его Пекарем взяли, а там - хоть за борт.
Белман чуть не свихнулся от горя:
Этот Пекарь мог печь только свадебный торт.
Как такое состряпаешь в море?..

О последнем в команде - особый рассказ:
С виду был он тупейший болван,
Но с идеей о Снарке носился как раз,
И его полюбил капитан.

Мясником его взяли - и был он суров.
А неделю спустя заявил,
Что умеет разделывать только бобров.
Добрый Белман язык проглотил.

Отступив, возразил с дрожью в голосе он,
Что зачислил бобра одного,
Что бобер приручен - и весьма огорчен
Он будет кончиной его.

Гулявший на палубе бедный Бобер
Разрыдался, узнав о кончине:
Все Снарки, вся радость охоты, - все вздор,
Ибо счастье померкло отныне.

Но тщетно от требовал для Мясника
Отдельное судно найти -
Ведь Белман прибавить не мог ни штриха
К навигаторским планам пути.

В искусстве морском и с одним кораблем,
Где колокол только один,
Нелегок твой путь - и забудь об ином,
Плывя меж вулканов и льдин!

Бобра защитить, преуспев в дешевизне,
Кольчугой подержаной можно! -
Так Пекарь считал. Страхование жизни
Казалось Банкиру надежней.

Он мог замечательных полисов пару
Продать или дать напрокат:
Один - от ущерба на случай пожара,
Другой - если выпадет град.

С тех пор, после этого скорбного дня,
Если рядом Мясник проходил,
Бобер даже глаз не пытался поднять,
Непонятно робел и грустил.


Приступ второй.
Речь Белмана.

Экипаж до небес возносил своего
Капитана за гордую стать,
Грациозность и стройность. А мудрость его
Каждый мог на лице прочитать.

Приобрел он обширную карту морей
(Без намека на сушу, признаться).
Команда с восторгом решила, что в ней
Сумеет легко разобраться.

Построенья Меркатора(4), полюса да экваторы...
Если б Белман вскричал: "Что в них толку?.."
Отвечали бы рьяно на вопрос капитана:
"Условные знаки - и только!"

"Эти карты подряд островами пестрят;
Бравый Белман достал не простую, -
Завопили бы вмиг - а почище других:
Совершенно, предельно пустую!"

Распрекрасно вокруг! Но заметили вдруг
Все, кто Белману так доверял,
Что с собой в океан удалой капитан
Не компас, а колокол взял.

Он обдумывал фразы, изрекая приказы,
От которых команда терялась:
"Нос левее! - кричал, - И правее штурвал!"
Что вряд ли кому удавалось.

А когда они путали руль и бугшприт,
Белман враз объяснял в чем тут дело:
Мол, в тропическом жаре их судно парит
И слегка, так сказать, "оснаркело".

Был и главный изъян. Как страдал капитан!
Зря надеялся он, это точно,
Что ему п о в е з е т, и корабль не пойдет
На Запад при ветре Восточном!

... Но на сушу ступив и поклажу сгрузив,
Пересилив преграды и шквалы,
Загрустил экипаж - так уныл был пейзаж:
Всюду пропасти, камни и скалы.

Белман видел - к отчаянью люди близки.
Повторял он им звонко, удало
Пару шуток на случай смертельной тоски,
Но команда бессильно стонала.

Тут же щедрой рукою отмерил он грог,
Предлагая на берег присесть,
И когда начал речь, то никто бы не смог
Отрицать его доблесть и честь.

"Предоставьте мне уши, о, братья по тризне,
Соотечественники и Рим!.."(5)
Все любили цитаты и выпили трижды
За здоровье налившего им.

"Много плыли мы месяцев, много недель
(По четыре их в каждом, не так ли?)
Но клянусь - даже промелька Снарка нигде
Изловить не сумели ни капли.

Много плыли недель мы и множество дней
(В неделе их семь, я замечу) -
Не принес ни один - капитану видней -
С нашим Снарком желанную встречу.

Так запомните пять - повторяю опять -
Пять примет безошибочных, пять
Самых верных примет, по которым в момент
Можно сущего Снарка узнать.

Во-первых, - о вкусе, о первой примете, -
На тесный пиджак он похож,
Он пуст, но рассыпчат, и пахнет, как ветер,
Когда его в поле найдешь.

Снарк поздно встает - вот примета вторая.
Сонливей никто мне неведом:
Ест он завтрак во время вечернего чая
И назавтра сидит за обедом.

Третье - тупость его в пониманьи острот.
Вот на чем он легко попадется!
Он понуро вздохнет и надолго замрет,
В каламбуре пока разберется.

В-четвертых - привязанность лишь к одному -
Купальным каретам для пляжа (6).
Без них он ни шагу и верит тому,
Что они - украшенье пейзажа.

В-пятых - гонор его. Он велит разобрать
В чем кроется самая суть:
Кто с усами - всегда норовит разодрать,
А кто с перьями - тот грызануть.

Простой Снарк безвреден. Однако, мой долг
Велит, чтобы я вам сказал:
Кое-кто из них - Буджум!" (7) - тут Белман умолк,
Ибо в обморок Пекарь упал.


Приступ третий.
Рассказ Пекаря.

Стали с Пекаря плюшками одурь сбивать
С вареньем, глазурной помадкой,
Кресс-салатом, горчицей; а там - ободрять
Советом и хитрой загадкой.

Предложил он несмело свой грустный рассказ,
Когда к нему силы вернулись.
"Молчать! Не визжать!" - крикнул Белман тотчас
И в колокол звякнул, волнуясь.

Мог молчанья настал. И никто не стонал,
Не визжал, не мычал и не выл.
Только тот, кто легко откликался на "Хо",
Старомодно чуть-чуть говорил:

"Были мать и отец мой бедны, но честны..."
"Пропусти это! - Белман вскричал, -
Ночь придет, и тогда Снарк уйдет без следа;
Ты минуту уже потерял!"

"Сорок лет пропускаю, - молвил Пекарь, рыдая, -
И начну с того самого дня,
Когда вы для подмоги в охоте на Снарка
С собой захватили меня.

Милый дядя, в честь коего назван я был,
Говорил, когда я с ним простился..."
"Пропусти и его!" - капитан завопил
И за колокол гневно схватился.

"... Он тогда мне сказал - кроткий Хо продолжал, -
"Если Снарк - просто Снарк - чудно с ним!
Притащи его в дом - и огонь разожжем,
И с петрушкой на стол подадим.

Снарка можешь с наперстком, с опаской искать,
Гнаться с вилкой, надеждой и пылом,
Кипой транспортных акций ему угрожать,
Прельщать и улыбкой, и мылом..."

"Это так! - в нетерпении Белман вскричал
Дерзновенно, поспешно и жарко, -
Этим самым путем, я и прежде слыхал,
Нужно пробовать выловить Снарка!"

"... Но, племянничек свечный!.. Ужасен твой день,
Если Снарк - это Буджум. Уж тут
Ты рассеешься мягко, исчезнешь, как тень.
И вновь тебя не соберут!"

Это то, это то, что гнетет меня всплошь,
Если дядин завет вспоминаю,
И тогда в моем сердце творожная дрожь,
Будто в чаше, налитой до краю.

Это то, это то..." "Слышал каждый из нас!" -
Крикнул Белман, сердясь не на шутку.
Только Пекарь просил: "Дай сказать еще раз:
Это то, это то, что мне жутко.

Снарк меня обуял - ночью каждою я
Вновь сражаюсь, овеяный снами:
То с петрушкой сквозь мглу брошу Снарка к столу,
То опять разжигаю им пламень.

Но когда встречу Буджума... В этот же день
И мгновение, твердо я верю,
Я рассеюсь внезапно, исчезну, как тень;
Мне не вынести эту потерю!"


Приступ четвертый.
Охота.

Тут Белман стал хмур и сказал, ужасаясь:
"Что ж раньше молчал ты, о боги!
Ведь намеки такие опасны сейчас,
Когда Снарк, так сказать, на пороге!

Мы не меньше взгрустнем, чем скорбишь ты о том,
Что собраться не сможешь опять.
Но, мой друг, когда наш начинался вояж, -
Вот тогда бы об этом сказать!

Ведь намеки такие опасны сейчас!
(Я сказал. я опять повторил)"
И, вздохнув тяжелей, отвечал кроткий Эй,
"В день погрузки я все говорил.

Обвините в убийстве, в потере рассудка, -
Кто без слабостей иль заблуждений?.. -
Но притворства и лжи, даже вымолвить жутко,
Не найти средь моих преступлений.

Я все сообщил по-немецки, по-датски.
На греческом и на иврите.
Лишь одно позабыл - и готов разрыдаться -
По-английски вы лишь говорите!"

"Твой рассказ тронул нас, - произнес капитан,
Чье лицо с каждым словом длиннело, -
Но теперь, когда время спешит по пятам,
Всякий спор - бесполезное дело.

Я речь прерываю на этих словах.
Потом, на досуге, продолжим.
Запомните: Снарк уже в наших руках,
И каждый искать его должен.

Мы будем с наперстком, с опаской искать,
Гнаться с вилкой, надеждой и пылом,
Кипой транспортных акций начнем угрожать,
Прельщать и улыбкой, и мылом.

Снарк - это диковинка. Он не желает
В обычные сети попасть.
Сегодня испробуем все - кто что знает;
Что не знаем - испробуем всласть.

Ибо "Англия ждет!.." (8) - в этой фразе святой
Есть банальность, признайтесь себе.
Меньше слов! Снаряжайтесь в нешуточный бой,
Готовьтесь к нелегкой борьбе!"

Начался общий сбор: Пекарь сделал пробор
И пальто свои чистил и тряс;
Взял Банкир для охоты свежий чек и банкноты,
Упраздняя монетный запас.

Чистильщик и Маклер точили лопату,
Ворочая камень: раз-два!
Лишь Бобер безучастно косился куда-то,
Как прежде плетя кружева.

Хоть тут же на месте, взывал к его чести
Адвокат, говоривший немало
О том, что круженье и хитросплетенье
Частенько закон нарушало.

Взъярившийся Шляпник придумал покрой
И банты вертел, как колеса;
Игрок Биллиардный дрожащей рукой
Взял мел и натер кончик носа.

А Мясник в желтой лайки перчатки и брыжи
Внезапно предстал разодетым
И всхлипнул: "Речь Белмана - каша, я вижу.
Клянусь предстоящим банкетом!

Представиться Снарку таким молодцом
Молю, помогите при встрече!"
И Белман кивнул с прозорливым лицом: "
"Если будет погода под вечер!.."

Тут даже Бобер предпочел марширнуть -
Ведь несчастный Мясник разрыдался.
Толстый Пекарь застыл, но и он подмигнуть
Одним глазом страдальцу пытался.

"Будь мужчиной! Тебе-то рыдать не годится, -
Мясника капитан пристыдил, -
Попадись нам Джубджуб, норовистая птица, -
Тут дело потребует сил!"


Приступ пятый.
Урок для Бобра.

Снарка стали с наперстком, с опаской искать,
Гнаться с вилкой, надеждой и пылом,
Кипой транспортных акций взялись угрожать,
Прельщать и улыбкой, и мылом.

Но тут Мясника хитрый план осенил:
Он вылазку сделал отдельно
В долину, которая крылась в тени
Безлюдна, мрачна, беспредельна...

Бобер то же самое выбрал решенье
И вышел на это же место,
Но оба сумели свое омерзенье
Не выдать ни словом, ни жестом.

Был каждый уверен, что в мыслях его
Только Снарк, только нынешний труд,
И оба старались не видеть того,
Что одною дорогой идут.

Но долина спускалась все ниже и ниже.
Холодало, темнело в тиши,
И они зашагали все ближе и ближе -
От волненья, а не от души.

Вдруг пронзительный крик разодрал небеса,
Налетевшей опасности крик.
Даже хвост у Бобра побледнел до конца,
И поежился как-то Мясник.

И о детстве далеком он вспомнил в тоске -
Как блажен и невинен он был! (9) -
Потому что на грифеля скрип по доске
Раздирающий крик походил.

"Это голос Джубджуба! - он вдруг заорал,
Хоть считался тупицею твердо, -
Я сказал первый раз, как бы Белман сказал! -
Он добавил спокойно и гордо. -

Клич Джубджуба звучит! О, считай же скорей -
Ты поймешь: я сказал это дважды!
Так Джубджубы поют! Не докажешь верней
То, что трижды скажу я однажды!"

Бобер каждой фразе внимал и старался
Считать изо всех своих сил,
Но к третьему разу совсем потерялся
И с горя отчаянно взныл.

Почувствовал он, что все муки впустую -
Как бедный свой ум ни терзал,
Но сбиться со счета сумел он вчистую -
И чуть не рыдая сказал:

"Один к одному ... плюс один... не пойму...
Тут и пальцев не хватит считать!"
Даже в юности он не бывал обречен
Из-за сумм столь ничтожных страдать!

"Это вычислить можно! - Мясник заявил, -
Это вычислить нужно! Сейчас
Мы и вычислим это! Тащи-ка чернил,
Раз уж время свободно у нас!"

Лишь только назад возвратился Бобер
С портфелем чернил и тетрадей,
Вдруг выползли странные твари из нор,
На возню с изумлением глядя.

Мяснику не до этого было - по ручке
Сжимая в обеих руках,
Он писал с увлеченьем и Бобру объясненья
Давал в популярных словах:

"Число "три" подойдет как исходное нам.
Взяв его, семь и десять мы сложим.
После вычтем из тысячи восемь, а там
Сумму с разностью враз перемножим.

На число девятьсот девяносто плюс два
Результат мы разделим. При этом
Получаем семнадцать. Наука права!
Полюбуйся точнейшим ответом! (10)

Объяснил бы я с радостью способ решенья -
Так он ясен мне, но все равно,
У тебя нет ума, у меня - ни мгновенья.
Ведь о многом сказать суждено!

Я увидел в упор то, что мне до сих пор
Полной тайной казалось, и вскоре я
Без особых трудов дать подробный готов
Урок Натуральной Истории."

Продолжая в дальнейшем в том же духе мудрейшем,
Позабыл он приличья тотчас.
И ведя обученье, не сделал введенья,
Чем общество просто потряс:

"Норовистый характер у птицы Джубджуб,
Страсти гложут ее от природы.
У нее вкус к одежде нелеп, даже туп,
И стареет стремительней моды.

Если знает кого - признает, как друзей,
А на взятки взирает презрительно;
Копит подписи - кроме своей - у дверей
В собрании благотворительном.

Ее лакомый вкус сохраняется тонким -
Где там устрицам, яйцам, свинине! -
Или в красного дерева прочном бочонке,
Или в кости слоновой кувшине.

Хоть в клею засоли, хоть в опилках свари
С саранчой и тесьмою узормой,
Но одно соблюдай - сохрани, хоть умри,
Ее симметричную форму.

Мясник был бы рад до утра продолжать,
Но не вечно же время наук!
Зарыдал он с восторгом, пытаясь сказать,
Что отныне Бобер - его друг.

Взляд Бобра источал только нежность в ответ -
Так сердечно и слезы не льют.
Он из книг не узнал бы за семьдесят лет,
То, что понял за десять минут.

Крепко за руки взявшись, вернулись они.
Белман, струхнувший было, сказал
В благородном волненьи: "Искуплены дни,
Когда океан нас терзал!"

Чудо-дружба пришла к Мяснику и Бобру,
Не отыщешь такую на свете.
Зимой или летом, в мороз и жару,
Порознь их просто не встретишь.

Если ссоры случались, - всяк знает из нас,
Что без ссоры друзей не бывало: -
Песнь Джубджуба над их головами неслась
И навечно их дружбу скрепляла.


Приступ шестой.
Сон Адвоката.

Снарка стали с наперстком, с опаской искать,
Гнаться с вилкой, надеждой и пылом,
Кипой транспортных акций взялись угрожать,
Прельщать и улыбкой, и мылом.

Адвокат так усердно Бобра убеждал
В незаконности кружев плетенья,
Что устал и заснул, и во сне увидал
Предмет своего вожделенья.

В странный зал он проник, где, напялив парик,
И на мантию ленты надев,
Снарк с моноклем сидел, защищая в суде
Свинью, что оставила хлев.

Показали свидетели - хлев пустовал.
Как от фактов уйти неизбежных?..
А судья преспокойно закон толковал
В выражениях нежно-безбрежных.

Обвинительный акт был темнее темна,
Но Снарк разобрался толково
Где свинья, где вина - ведь по акту о н а
К процессу должна быть готова!

Снарк пыхтел три часа, но не смог и тогда
Повлиять на присяжных, к их чести:
Каждый мненье составил еще до суда (11),
А уж тут голосили все вместе.

"Пункт гласит..." - вел судья. Снарк воскликнул: "Друзья!
Тюльку травите! Вникните здраво -
Это мертвый закон, а вопрос погружен
Вглубь Земельного Римского Права! (12)

Обвините в измене свинью - но она
Соучастником лишь остается;
Коль позволите довод "ничего не должна" (13),
Отпадет обвиненье в банкротстве.

Факт ухода из хлева не стану тревожить -
Я уверен, хоть случай и дерзок,
Полным алиби должно вину уничтожить
В отношеньи судебных издержек. (14)

Мой клиент! Я присяжным теперь отдаю
Твою бедную участь и честь!"
Тут на место он сел, призывая судью
Кончить дело и факты учесть.

Однако судья объяснил не без гнева,
Что это ему невдомек;
Тогда, превзойдя показанья из хлева,
Снарк встал и учел все, что смог.

С вердиктом (15) случился полнейший разброд -
Присяжные сникли давно,
Но решили, что Снарк лучше них разберет,
Как сложить части слова в одно.

Снарка ждать не пришлось - признавая отважно,
Что за день изрядно устал,
Возгласил он: " ВИ-НОВ-НА !" (16) под стоны присяжных.
Кто-то в обморок даже упал.

Приговор вынес Снарк - у судьи от волненья
Что-то вымолвить не было мочи.
Все затихло, и даже булавки паденье
Показалось бы громом в полночи.

"Пожизненно - ссылка!" - гласил приговор, -
И штраф сорок фунтов - п о т о м !"
Шквал оваций сорвался, лишь судья сомневался
В совершенстве его правовом.

Ликованье присяжных тюремщик прервал,
Объявивший сквозь слезы бессилья,
Что эффект приговора трагически мал -
Ведь свинья много лет как в могиле (17).

Судья этот зал покидал с омерзеньем,
Только Снарк, хоть и он побледнел,
Как защитник, охваченый долгом и рвеньем,
До конца бушевал и ревел.

Все ясней и ясней Адвокату во сне
Этот рев доносился до слуха -
Белман в колокол бил изо всех своих сил
И звонил ему в самое ухо.


Приступ седьмой.
Судьба Банкира.

Снарка стали с наперстком, с опаской искать,
Гнаться с вилкой, надеждой и пылом,
Кипой транспортных акций взялись угрожать,
Прельщать и улыбкой, и мылом.

Банкир, окрыленный отвагой редчайшей
(К чему указанья вели),
За Снарком вперед, как безумный, помчался
И тотчас же скрылся вдали.

Но покуда искал он с наперстком, с опаской,
Бандаснетч (18) нипочем не дремал
И, в два счета нагрянув, Банкира сграбастал;
И напрасно несчастный кричал.

Предлагал он и скидку, и аккредитив
Семи с половиной фунтовый, -
Бандаснетч только шею тянул, отпустив,
И Банкира сграбастывал снова.

И пока страшным градом били челюсти рядом
И дымился злогарный оскал,
Тот брыкался и бился, скакал и валился,
А потом ослабел и упал.

Все сбежались, и бросился зверь наутек;
Завлекая, он выл устрашенно.
"Я того и боялся!" - так Белман изрек,
А потом зазвонил похоронно.

Так Банкир почернел, что никто б не сумел
Вспомнить облик упавшего друга.
В ужасающей схватке на нем без остатка
Жилет побелел от испуга.

К всеобщему ужасу вдруг он поднялся,
Облаченный в изысканый фрак,
И с дурацкой гримасой говорить попытался,
Но язык не сдвигался никак.

Он назад возвратился и в кресло свалился,
А когда к волосам прикоснулся,
Бедоломно воспел, забубнил, загремел,
Стало ясно : бедняга свихнулся.

"Пусть сидит у дороги! - крикнул Белман в тревоге, -
Мы успели полдня потерять!
Время позднее очень, чуть промедлим - до ночи
Не сумеем мы Снарка поймать!"


Приступ восьмой.
Исчезновение.

Снарка стали с наперстком, с опаской искать,
Гнаться с вилкой, надеждой и пылом,
Кипой транспортных акций взялись угрожать,
Прельщать и улыбкой, и мылом.

Но они содрогались от мысли о том,
Что быть может напрасной погоня;
Первым прыгал Бобер, ударяя хвостом.
Солнце скрылось, и день был на склоне.

"Там безумно орет Этот Самый... ну Тот...
Вы прислушайтесь, - Белман заметил, -
Головой он мотает, руками трясет...
Ну конечно же, Снарка он встретил!"

Все вгляделись с восторгом, лишь Мясник отозвался:
"Нам шутки его не впервой!"
Славный Пекарь на ближней скале возвышался -
Простой безымянный герой!

Этот миг был высок и торжественно строг,
И вдруг, словно спазмом сковало,
Предстало их зренью дурное виденье -
Как бездна героя объяла.

"Это Снарк!.." - донеслось. Но, хоть сладок успех,
Не обманешь удачей судьбу.
Докатилось лавиной веселье и смех,
И зловещее : "Это же Бу..."

И смолкло. Кому-то послышался вздох -
Безнадежный, похожий на "джум".
Другим показалось, что это быть мог
Ветерка пролетавшего шум.

Шла до ночи охота. Ничем не была:
Ни застежкой, ни следом, ни знаком,
Ни пером и ни пухом приметна скала,
Где встретился Пекарь со Снарком.

Средь веселья и хохота, в этот же день,
Среди слов, что едва говорил,
Он рассеялся мягко, исчез, словно тень.
Снарк, как видите, Буджумом б ы л.
________________________________________________________________
Примечания переводчика.
(1) - По-английски подзаголовок можно прочесть и как "Агония в восьми конвульсиях", и как "Мучение в восьми песнопениях", и как "Борение в восьми приступах"
(2) - У Кэрролла имена всех персонажей начинаются с буквы "Б"
(3) - Профессионально одуревший от ядовитых испарений Шляпник - любимый еще по "Алисе" герой Кэрролла, некогда проявлявшего дагерротипы в аммиачных парах.
(4) - Г.Меркатор - фламандский математик, составитель доныне живущих навигационных карт.
(5) - Намек на слова Марка Антония над телом Цезаря в трагедии Шекспира.
(6) - Громоздкие приспособления, въезжавшие в воду и скрывавшие купальщиков.
(7) - "Буджум" смахивает на имя страшилища, соответствующего русскому Буке и призванного пугать маленьких детей.
(8) - Намек на призыв адмирала Нельсона во время Трафальгарского сражения, вскоре после которого он был убит выстрелом из мушкета.
(9) - Уже вторая у Кэрролла пародия (в размерах, правда, одной строки) на детское нравоучительное стихотворение. Первая же в переводе Д.Орловской для книги "Алиса в стране чудес" известна как "Это голос Омара".
(10) - Действительно, (10+7)*(1000-8):(990+2)=17, т.е. (10+7); тут вся тонкость в том, что 10 м и н у с 7 все-таки равно трем.
(11) - Напомню, что присяжные должны выразить общее мнение в процессе суда.
(12) - Если в самобытном Английском праве не хватало "статей", обращались к античному, где основное - право гражданина на владение землей. Свинья, стало быть, попрала святая святых.
(13) - Имеется в виду положение "nil debet"
(14) - Спящий Адвокат - барристер, представитель высшего из двух разрядов адвокатуры; наличие такой двойственности как раз увеличивало издержки.
(15) - Вердикт - решение о виновности или невиновности подсудимого.
(16) - Вспомним, что Снарк должен быть з а щ и щ а т ь свинью.
(17) - Без точного подтверждения, что подсудимый извещен о процессе, суд неправомочен.
(18) - В переводе Д.Орловской стихотворения "Бармаглот" для книги "Алиса в Зазеркалье" он назван "Брандашмыгом".