И еще немного из моих архивов. Тоже Сергей Воль - но стихи _____________________________________________
* * *
До цокота последнего трамвая ночную глушь и блики темных улиц терпеть не в силах одноглазый Гарри.
Он раздирает черную повязку, глаз достает из мягкого мешочка и страшный танец пляшет на бульваре.
Я сам тому не верил, но однажды, устав от тяжких лондонских туманов, я вышел в Петербурге прогуляться.
И тень, упав, полулицы скосила, и поглотила цепкая глазница сноп пламени вставляемого глаза.
От ужаса я замер в подворотне и видел бег и вывихи безумных, зловещих па озлобленного танца.
Тьму режет Гарри, одноглазый Гарри!
Вся улица съежилась и стонала; как от бича деревья уклонялись от ломаных его телесных линий.
К утру, размазав пламень синий, он бросился к стене и превратился в остолбенелый уличный фонарь.
Настоящее длительное
1
Ночь. Под мерцанье небесных часов воздух колышет луну в колыбели. Зренье и слух, отворясь, ослабели; время – без обликов и голосов.
Может и вправду – никто за спиной больше не дышит. И то же – напротив: нет никого, кто делил бы со мной это забвение духа и плоти.
Тихо обуглен закат на виске. Не зажигая ненужного света, ночь будет ночью, и будет воспето время, которого нет в языке.
2
Это мгновение дольше, чем смерть. Нас оно любит – и паче, и паче, вниз опускает незримую сеть, чтобы пустые сплетенья означить.
Вспомним: в хибарах у темной реки ясные неводы вечного детства под неземное сиянье младенца, трогая время, плетут рыбаки.
Дети небес, над глубокой рекой, под оплетающей воздух рукою, мы означаем движенья покой, мы означаем движенье покоя.
* * * Евг. Марголиту
– Не умирай. – Да где ж тут умирать?.. одной слезой дыхание связалось. Простуда на трамвае покаталась и лязгает в железную кровать.
– Ты чем болеешь? – Новою зимой. В закрытых стеклах примусной тоскою, в пустом полу горбатою доскою – под койкой – мой родной тридцать седьмой.
Я поднимусь. И взвизгнут сундуки. Тьма глаз моих на долгий миг коснется, лохматый сын из свитера рванется достать скорее тонкие коньки.
И мы поедем доброю Москвой, и в спины нам фонарной тенью краткой склонятся все дома – на Поварской, над ледяной Собачьею Площадкой.
|