Хроника одного происшествия.
«На границе с Турцией, или с Пакистаном...» Впрочем, место этого события удалось выяснить точно: пограничная зона Нахичеванской автономной области, этакого анклава на территории Армении, где компактно проживают азербайджанцы. Было это в 70-х годах прошлого века, в могучем и нерушимом Союзе. Вдоль советско-турецкой границы, по берегу бурной пограничной реки Аракс следовал наряд из двух пограничников. Старший наряда сержант Бойко, которому до дембеля остались считанные дни, и молодой, только из учебки, рядовой Карапетян. Карапетяну все было внове, он внимательно оглядывал местность вокруг, с интересом поглядывал на турецкий берег за речкой. А сержант следовал по знакомому маршруту привычно, но внимательно фиксируя детали. Впрочем, делал это машинально, мыслями он давно уже был дома. В последние два месяца ему вдруг начала писать Галя. «Ой, ты Галю, Галю молодая...», как поется в песне. С этими письмами девушек служивым - и смех, и грех. В первые месяцы службы молодые получают письма чуть ли не каждую неделю, где оставленные ими возлюбленные пишут о своей вечной и пламенной любви, и клянутся хранить ее вечно... ну, или в крайнем случае, до его увольнения в запас. Потом письма от девушек становятся все короче, и приходят все реже. Примерно после полугода службы, а зачастую и раньше, перестают писать совсем. Потом вдруг, через родителей или друзей, узнают служивые, что их любимая вышла замуж. Или просто нашла себе другого любимого. Пока военный служит, его любит только мать, а больше он никому не нужен. За пару месяцев до дембеля те из барышень, что еще не вышли замуж, или уже успели развестись, вдруг вспоминают, что где-то далеко служит парень, который истосковался по нежным девичьим ласкам, и они вполне готовы его приласкать. Понятно, если раньше он был просто солдат или матрос, служащий где-то у черта на куличках, то теперь, за пару месяцев до дембеля, тот становился вполне перспективным женихом. И опытному старослужащему пограничнику, чекисту, как их называли на границе, вдруг снова начинают приходить ласковые письма от девушек, не смогших за два года устроить свою личную жизнь. Все это было понятно опытному, умудренному службой сержанту. Да вот только... любил он эту Галю. Она сильно отличалась от его односельчанок-хохлушек: бойких, шустрых, голосистых, круглощеких, курносых. Но Галя, Галина Францевна, была полячка. Во всем чувствовалась у нее шляхетская порода: тонкие черты лица, тонкий прямой нос, тонкая, почти прозрачная кожа, большие голубые глаза, тихая речь, плавные движения, гордая осанка, роскошные пушистые светло-русые волосы. Для сержанта, а тогда еще просто рядового Николая Бойко было большим потрясением, когда дружок его закадычный, с тракторной бригады, написал ему, что Галя вышла замуж. Но только скрипнул зубами Мыкола, и еще упертее стал нести службу, стараясь извести себя ревностным старанием в пограннарядах и дозорах. Командиры хвалили его рвение, ставили Николая в пример другим. А он всего лишь хотел забыть эту мучительную боль, что саднила в его душе. Но что-то не сложилось у Гали, бросил ее муж. А потом Мыкола стал получать от нее письма. Простые письма: она расспрашивала, как его дела, как служба, рассказывала новости села, обсуждала общих знакомых. И ни слова - о чувствах, о том, чтобы он снова был с ней. Она не навязывалась ему, лишь давала шанс на восстановление отношений. Николай представлял себе, как он вернется в село, в красивой пограничной форме с зелеными погонами, как пройдет по селу, здороваясь со всеми, как восхищенно будут смотреть ему вслед девушки. Как вечером он пойдет в сельский клуб на танцы, и будет танцевать со всеми дивчинами подряд. И он дождется, пока Галя сама, первая к нему подойдет, поздоровается, и они будут болтать о пустяках, как ни в чем не бывало, словно только вчера расстались, оставляя главный разговор на потом. Но он все ж таки будет, этот главный разговор, и он спросит с нее, строго спросит: почему же она не дождалась его, почему нарушила свои клятвы и обещания, что давала ему тем весенним утром во дворе райвоенкомата, когда он, стриженный и с рюкзаком за плечами, прощался с нею. Он много раз представлял себе этот разговор с нею, подбирал самые строгие, самые резкие обвинительные слова в ее адрес. Он будет судьей ее поступкам, от него будет зависеть, простит он ее или нет, за то, что не дождалась его, пока Николай охранял границу Родины. Но знал Мыкола, что в душе он обязательно простит ее, давно уже простил, и готов забыть про все и приползти к ней, умоляя, чтоб она стала его навсегда. Это он лишь храбрился, представляя, как он будет строго спрашивать ее за измену. Ой, дивчины, что ж вы с нами, парнями, делаете! «Ой, ты Галю, Галю, молодая...» Мда-а. А скоро уже дембель. Обычно те рода войск, что раньше призываются, раньше и увольняются. Поэтому логично, что последних новобранцев призывают в стройбат и последними, в июне или декабре, стройбатовцы и увольняются. Но уже после стройбата, в июле или январе, позже всех, увольняются пограничники. Молодые погранцы не сразу попадают на заставу, сначала они проходят учебку при погранотрядах, и только потом, когда пополнение из учебок приходит на заставы, увольняются старослужащие «чекисты» переслужившие уже по два месяца. Граница не может остаться без охраны! Но всему приходит когда-то конец, и его службе тоже. Довольно ему фланги топтать и в дозорах сидеть, пусть теперь молодые послужат. Его отвлек от раздумий оклик Карапетяна: - Мыкола, смотри - свадьба в селе! Они проходили мимо села, в котором действительно играли свадьбу, зоотехник совхоза выдавал свою дочь. - Ну и что? - равнодушно переспросил Бойко. - У тебя там родственники? - Э-э, сержант, - горячо возразил Карапетян, - ты не знаешь кавказские обычаи! Если я подойду туда, меня обязательно угостят и вином напоят, таков обычай Кавказа. А я скажу им: уважаемые, меня ждет сержант, он охраняет границу и не может придти сюда и лично поздравить жениха и невесту, можно я отнесу ему вина, чтобы он тоже выпил за здоровье молодых? И они обязательно дадут для тебя вина, брынзы, лаваш и мясо молодого барашка. Разгорячившись и возбуждаясь от представленной им картины угощения, Карапетян стал говорить с сильным кавказским акцентом, хотя обычно по-русски говорил чисто, без примесей. - Да откуда тебе знать кавказские обычаи, Карапетян, ты же сам из ростовских хачиков, - усмехнулся сержант. - Мой дед говорил мне о Кавказе, моя мать рассказывала мне об обычаях Кавказа, Я сам каждое лето ездил к своим родным в Арташат. Мне ли не знать Кавказ? Э-э, ара, слушай сержант, отпусти меня, а? Я только сбегаю и через пять минут вернусь. Принесу тебе и вина, и угощение, клянусь мамой! Сержант тяжело вздохнул. - Рядовой Карапетян, - сказал он строго. - Слушай приказ: зайти в село, опросить местных жителей: не видали ли они у границы каких-либо подозрительных незнакомых лиц. Через пять минут жду тебя обратно. Опоздание будет приравнено к дезертирству. Бегом - марш! И когда Карапетян побежал, тяжело забухав по каменистой тропинке своими сапогами, Николай подумал: надо бы, чтоб автомат хачик оставил, а то еще отберут у него, с салабона станется. Да поздно уже его возвращать, слишком далеко убежал Ашот. И сержант присел на пригорочек, распахнув на груди пятнистый комбинезон. Жарко сегодня, однако. У старослужащих, чекистов, были свои привилегии. Только им разрешалось под комбез надевать не казенное хэбэ, а легкий тренировочный костюм. Командиры на это смотрели сквозь пальцы, главное, чтобы службу несли, как положено. Через пять минут сержант стал поглядывать на часы, через десять он уже встревожился: им еще надо будет на маршруте подключиться к скрытому телефонному гнезду и доложить на заставу, что на их участке все спокойно. Если они не доложатся вовремя - застава будет поднята в ружье и их будут искать. Что же этот ара так долго не возвращается? Через пятнадцать минут сержант Бойко уже бежал к деревне. У ворот дома, во дворе которого гуляла свадьба, он споткнулся об окровавленное тело Карапетяна. Еще не поверив до конца в случившееся, Николай взял подсумок Карапетяна (автомата рядом с телом уже не было) вошел во двор и увидел голову Ашота на большом медном блюде. Кровь еще не успела свернуться, а глаза - потускнеть. Голова армянина - лучший подарок к азербайджанской свадьбе! Можно представить себе, как обрадовались пьяные гуляки, когда армянин сам пожаловал к ним на свадьбу. Пограничная служба приучила Мыколу действовать быстро и решительно, не раздумывая подолгу. Он перевернул автомат со спины на грудь, кинул вниз предохранитель, передернув затвор, и нажал на спуск. Сержант Бойко начал методично расстреливать эту кровавую свадьбу. Многие кинулись под стол, сержант отщелкнул пустой рожок, и продолжал поливать свинцом гостей. Расстреляв все свои патроны, а также патроны из подсумка Ашота, он долго еще стоял, пытаясь осмыслить происшествие. А потом, когда первый шок прошел, ему стало горько, невыносимо стыдно. Из-за него, по его вине погиб товарищ, молодой пограничник. Как он доложит об этом командирам, что он скажет родителям Карапетяна? Как он сможет после этого людям в глаза смотреть? Нет ему прощения, нет у него оправдания. Он, опытный «чекист», не смог уберечь товарища, допустил преступную оплошность. Николай достал штык-нож из ножен на поясе, примкнул его к автомату. Поставил «калаш» прикладом на землю и грузно насадился на штык сердцем. «Прости, Ашот...»
_________________ Скромность не входит в число моих недостатков.
Last edited by Stroybat on Sat Jan 19, 2008 10:50 am, edited 1 time in total.
|