JOURFIXE

Я дописал и подправил большую часть своих рассказов (несколько еще не закончил). Помещаю их здесь что бы можно было прочитать подряд, как сборник. Если у вас есть коментарии или пожелания, помещайте их пожалуйста в старую ветку.

Небольшой домик в Южной Калифорнии. Большой, но заросший сорняками двор. На площадке на дешевых пластиковых стульях за таким же столом сидят двое. Она пьет Каберне, он--пиво. Темнеет. Жара спала, и удушающий аромат Калифорнийских трав мешается со смогом.
Он - а ты помнишь как я тебя пригласил на наше первое свидание?
Она - (смеется). Нет ничего. Просто я тогда уже устала думать когда ты наконец пригласишь. А когда наконец пригласил то так это все зафразировал что я не понимала приглашаешь ты меня на свидание или просто хочешь покормить.
Он - (Смущенно) У меня язык не работал когда я на тебя смотрел... Пауза. И еще я боялся что если ты подумаешь что это свидание то скажешь "нет".
Она--(смеясь) Как был дураком так им остался. Я тебя с Нили (ее лучшая подруга) называли "линейкой". Знаешь почему? Мы по тебе других парней измеряли. И не надувайся от гордости. Это не из за твоих внешних качеств. И не из тех что в постели.

Она замолкает глядя мимо меня, а потом продолжает сбивчиво с неожиданным и все возрастающим накалом.
--Ты _слушал_. Какую бы херню я бы ни несла, ты _слушал_. И тебе была интересна Я! Я, а не мой внешний вид. Кто еще додумается проехать 60 миль чтобы с зонтиком встретить девушку после класса, только что бы я сухой до машины дошла. (Распаляясь все больше) И не рассказывай что ты просто на спор хотел любой ценой трахнуть красивую девочку. Я вас кобелей читаю как открытую книгу, и я знаю что я видела!
Он--(думет что пора забирать вино). Что же у нас не срослось?
Она--будто ты сам не знаешь! Я выросла а ты нет. У тебя были предложения. В том числе от моего отца. Ты мог бы быть намного большим чем ты сейчас! А ты... Прошел год. Ты позвонил и я согласилась. Скажу честно, пришла потому что не нашла никого лучше. Да и ты позвонил, думаю по тому же поводу. Я думала, может ты изменися.
Пауза и теперь оба они молча смотрят в никуда. Перед глазами мелькает калейдоскоп общих картинок из жизни. Смешных, радостных, трогательных. А теперь почему то еще и грустных.

Он--я изменился. Ты всегда знала что хочешь. А я... я знал чего не хочу. Я думал о многом за прошедший год. Не знаю, то ли вырос то ли жизнь чему научила, но теперь все кажется другим. Я увольняюсь.
--Да да. Не поперхнись. Насовсем и безповоротно. На столе в доме рапорт лежит. Ты была права а я не прав. И не вздумай задирать нос. Это не только из за тебя. Просто... просто оставайся, а?

***

На следующий день.
Он едва продрав глаза идет сделать себе кофе. Рядом на кровати теплая вмятинка от ее тела. Она всегда рано вставала. Он слышит что она смотрит телевизор. Он счастлив! Она осталась! Душа поет! Если и были какие то сомнения--они бесследно сгинули.

Она неслушно подходит сзади, обнимает и прижимается всем телом. Минут через пять они наконец возвращаются к кофе.
Она--пошли новости посмотрим. Там самолет в башню в Нью Йорке врезался. Людей жалко. И как этих пилотов готовят?

Хорошенькая дикторша тоже негодует по поводу пилотов. Иногда мелькают фразы насчет возможной террористической атаки, но в это пока никто не верит. Пока.

Дикторша начинает в десятый раз пересказывать свои глуповатенькие и очевидные предположения когда на весь экран опять возникает изображение башен. Одна горит. А ко второй, как в замедленной сьемке, медленно направляется самолет. Взрыв.

Оба сидят оцепенело. Он смотрит и не верит. Мысли в голове крутятся в сумашедшем хороводе. Как же можно! Это ведь гражданские! Как кто то может решится на такое специально?

Он идет в свою комнатушку и расстегивает висящий в гардеробе кулек на вешалке. Там темно-синяя парадная форма с одинокой ленточкой на месте орденов и шпалами лейтенанта на петлицах. Он достает фуражку и садится в кресло рассматривая крест на ее верхе. Во времена парусников марсовые стрелки видели кресты на фуражках и узнавали своих офицеров. Хочется убивать кого угодно, лишь бы отомстить.

Он слышит шорох за спиной. Она смотрит на его лицо. Переводит взгляд на скомканный рапорт, потом на фуражку в его руках и вспыхивает.

Она--Дурак! Как был им так и остался. Ты был прав. Я знаю чего хочу а ты нет. Нет! Не говори ничего. Когда закончишь играть в солдатики, позвони. Мягко закрывает дверь.

***

2006. Опять Южная Калифорния. Госпиталь. Он только что наладил кучу компов, жутко устал, и пьет кофе в соседнем Старбаксе просто что бы доехать до дома. Она только что вышла с дежурства. Она располнела. Он тоже. Она не замужем. Он то же. На выходе они сталкиваются но старательно не замечают друг друга. Он играет в солдатики, а она знает что хочет...

Он шагнул из траншеи
С автоматом на шее,
Он разрывов беречься не стал,
И в бою над Сурою
Он обнялся с землею,
Только ветер обрывки письма раскидал.

В. С. Высоцкий

Личное дело.

Личные дела военнослужащих. Кто их когда-либо читал – знает, как трудно увидеть человека за усталым и рутинным переписыванием "своими словами" стандартных характеристик.

Потертая папка. «Сержант Брэйди.
Отличные способности лидера. Умеет мотивировать своих людей. Прилагает смекалку и выдумку к выполнению военных заданий. Проводит воспитательную работу с людьми. Считаю нужным порекомендовать его в Школу Кандидатов в Офицеры» (через эту школу способные младшие чины могут получить офицерское звание).

Череда похвал. Все я это уже читал. Быстро пролистываю до "непоняток".

Следующая запись:
«Брэйди имеет серьезные проблемы с субординацией. Грубит старшим по званию (это в Корпусе-то!!!). Считает возможным высмеивать приказы».

Еще ниже:
«Брэйди, будучи в увольнении, нанес телесные повреждения ганнери-сержанту Двораку, старшему по званию унтер-офицеру Корпуса Морской Пехоты США. Разжалован в капралы».

Во взводе его звали «Профессором» и считали слегка придурковатым, но в хорошем смысле этого слова. Можно сказать – эксцентричным. Ну, какой нормальный человек пойдет в Морскую Пехоту... отставить! Какой нормальный человек, имея степень бакалавра в психологии с Сумма Кум Лада (на «отлично») запишется рядовым в Корпус? Хочешь служить? Вперед! Но тебя с руками оторвут курсы офицеров и пойдешь трубить «Сэром», а не «землемесителем».

Смотрю на фотографию. Действительно, «Профессор». Умные пытливые глаза. Очкарик. Нет не профессор. Упрямые складки у рта. Этот любит учиться, но не будет тратить время на дискуссии, если посчитает это лишним. Наш человек. Ум в сочетании с разумной агрессивностью. Прямой кандидат в офицеры.

В Ираке служащим периодически позволяют связываться с родными по спутниковому видеотелефону. Оборудованы кабинки, к которым по команде и на время подходят ряды солдат. Все подвержено военной цензуре и записывается. Вот я и просматриваю его записи. Его собеседница старше его. А может, только так кажется. Рыхлая она какая-то. Некрасивая. И что он в ней увидел?

– Я по тебе ужасно скучаю!
– Я по тебе больше!
– Мы же просто поссорились! Возвращайся обратно. Это все в прошлом!

Любовь-морковь. Обычное дело пока они далеко друг от друга. Видел я все это. Ничего особенного. Любовь обычно сильно угасает при воссоединении.

Запись пятая:
Он: – А как у тебя с твоими теми делами? (с надеждой) Все в порядке?
Она (гордо): – Да! Уже два месяца!

Запись шестая:
Она: – Послушай, мой спонсор сказала, что главное – это признать все мои прегрешения. Главное для меня. Для моего прогресса. Надо их признать и попытаться за них извиниться. Так вот. (Запинается). Мне очень трудно это говорить, но я спала с Фрэнком. И раньше, и когда ты уехал. (Скороговоркой). Я его выгнала! Я себя ненавижу за это. Только прости.

Он: (молча обрывает связь).

Запись седьмая:
Он: (орет) – Я! Ты! Ссука! Мы! У нас!(захлебывается).
Конец записи.

В моем картонном «оффисе» на дешевом железном стуле сидит ганнери-сержант. Бравый такой. Нашивки с первой Иракской. Сразу видно – старик. Правда я уже о нем уже успел составить кое какое мнение со слов его сослуживцев.
– Послушай, лейтенант...

Меня слегка коробит. Фамильярность между нижними чинами и офицерами вполне допустима, если они друг друга знают и знают, кто чего стоит. Этот же... Сидит, развалясь. Смотрит он на меня прямым и пронизывающим взглядом ветерана и видит зеленого лейтенантика, которого из-за растяжения голеностопа посадили за бумаги – и он копает от нечего делать.

– Послушай, лейтенант, мы ведь оба из Мобиля в Алабаме. Знал его. Как же, таким козырем ходил. Капитан футбольной команды в школе, и встречался с этой, капитаншей группы поддержки. Такая телка! Хоть и малолетка! Ты бы сам...(закатывает глаза). Папочка его, опять же, владеет там чем только можно. Знал его папочку лично я. Тот еще фрукт.

Я слегка опупеваю. Я понимаю, что обо мне думает сержант, но ТАК разговаривать с офицером... Глуп сержант. И неосторожен.

– Он потом в университет уехал. А она осталась. Ждать, так сказать. Ох, как она гуляла. Полгорода перетрахала. А он ее любил и ничему не хотел верить, хотя ему говорили. Ну, а потом она вообще бухать начала. Вешалась на шею любому. Он приехал из университета и сам увидел. Ну, и сгоряча пошел и записался в Корпус.

А я тогда уже сержантом был. Он вообще, хоть и студент, но был лучшим пойнтменом (первый идущий в группе). Опасность жопой чувствовал. И всегда придумывал, придумывал. То обойдет, то выманит. Ну, и людей не терял. Это тоже многое значит. Ну, и на разные вопросы отвечать любил. Профессор, одним словом.

А потом сломалось в нем что-то. Уж поверь моему опыту. Я призван, как сержант, воспитывать морпехов, так сказать. Сэр. (Первый раз он сказал это слово). Видел я этот взгляд. Это те, кто смерти ищет. Не жильцы, короче. Ну, я, конечно, подсел к нему в баре и говорю: «Мне все равно, что ты с собой делаешь. Но ты ведь людей положишь. А он мне раз – и в ухо. Несмотря на мои награды...
– (тихо) Какие награды?
– Ну, как же, вот опять же первую Иракскую...
– Это ленточки за кампании, сержант, а не награды. Как же ты умудрился столько лет «прожить» в Корпусе и ничего существенного не получить?
– Да ты сам, лейтенант...
– Отставить! Что дальше было?
– А что было? Пулю поймал под шлем, когда в конвое ехал. Там и боя не было никакого. Я на это смотрю так – смерть искал, смерть нашел. Слава богу, что людей не положил. Я ведь только о людях забочусь...
– СМИРРРНАА, СЕРЖАНТ! – рявкаю. Он вскакивает. Ты что, забыл где служишь, сержант? Может, ты думаешь что Корпус – это бордель? Что? Не слышу! Не бордель?! А где ж тебе, болезному, сифилис мозги атрофировал? Глаза вперед! Упал-отжался! Что? Я не твой командир? Знаю. Если подам рапорт о твоем неповиновении моему некорректному приказу, то мою офицерскую карьеру это совершенно погубит. Но вот я почти такой же, как этот профессор… СМИРНО СТОЯТЬ! Уволят – начихать. А вот тебе трибунал грозит. Упал-отжался! Воспитатель морпехов?! Ты же его лично знал. Как же ты морпеха в беде просмотрел? Ты воспитывал? Ты 10 лет в оружейке стволы полировал и сплетничал. Я знаю твоего капитана. Я ногу подвернул, когда по битым кирпичам бежал со своим взводом к его роте. Думаю, быть тебе капралом – как Профессору, перед тем как он, наконец, нашел смерть.

Я тогда, будучи лейтенантом, построил бывалого сержанта. Это достижение в Корпусе. И часто я себя спрашивал, правильно ли я поступил тогда. Больше не спрашиваю.

Миннеаполис. Зима. От места, где удалось запарковать машину, до дома - метров сто. Идешь против ветра и лицу просто больно. Не жжение, не покалывание - настоящая боль. Ветер выбивает слезы из глаз и они соплями мгновенно замерзают на очках. Как мне все это осточертело! Зима! Надоело мудаку вечное калифорнийское лето. Хотелось четыре времени года. Просите и воздастся вам.

Заваливаюсь в дом и не успеваю закрыть дверь, как раздается звонок. "Кого еще аллах принес на мою голову? Вроде и за квартиру уплачено, и остальным меня искать нечего. Если мне опять попытаются что-то продать - прибью." Открываю дверь. Там стоит обледенелое что-то с большим мешком цилиндрической формы. К сожалению, это не Санта Клаус. Под сосульками и снегом угадывается вариант военной формы. Особенно пикантно выглядят майорские листики, покрытые инеем.
- Здорово, братишка!
Немая сцена.
- Ну, ты меня погреться сам пригласишь, или господину майору (картинно стряхивает снежинки с погон) следует приказать?
- Грэг! Братуха!
Обнимаю. Замерзшая шинелька слегка хрустит.
- Ты что же, придурок, меня под дверью на этом морозе ждал? После пустыни? Жить надоело, или ты мой телефон потерял?
Вопрос о телефоне оставлен без ответа.
- Зачем под дверью? Вон у тебя через дорогу очень хороший бар. Там очень уютно, и тебя с теплотой вспоминают. Я там сидел, грелся, но потом у меня возникли разногласия с бартендером по поводу правильных пропорций между водкой и соком и меня выгнали. Даже твое имя не помогло.
- ??! Нет, не говори. Я уверен, мне и так в деталях все расскажут.

Сидим перед выключенным телевизором. Пьем водку. Он - с соком, я - с тоником. Он наигранно весел. Я ни о чем серьезном не спрашиваю, хотя вопросов куча. Знаю его слишком хорошо. Когда-то в совсем другой жизни, до пустыни, мы были просто друзьями. Потом лучшими друзьями. А потом и названными братьями. В Америке это как то не принято а у нас само собой получилось. Мой дом--его дом и он моих родителей без стеснения называет мамой и папой. И наоборот. Поэтому знаю его как родного брата и вижу--не время для серьезных вопросов еще. Просто вижу глаза, и меня не вводит в заблуждение его наигранная веселость.
- Послушай, ты что - не понимаешь? Я только что оттуда вернулся. Ты знаешь, сколько времени я без этого самого был?
- Да не проблема. Сейчас вызвоню кого-нибудь с медсестринского факультета, из тех, которые без особых моральных принципов.

Девочки приходят через два часа. Веселые, красивые и в меру раскованные. Представляю Грэга как своего брата. Поднимаются брови. Он - белокурая бестия. Характер нордический и все такое. Я - брюнет с легкой примесью то ли азиатов, то ли цыган, да еще и русский вдобавок. Но вопросов никто не задает.

Что-то не идет флирт. Мы с Грэгом постоянно скатываемся на "А ты помнишь?" Девочкам скучно. На них не обращают внимания, и они, в конце концов надув губки, уходят.
- А по фиг! Щас возьмем такси и поедем в даунтаун. Там от клуба к клубу можно пешком бегать. Снимем кого нибудь. А ты помнишь...?
- Да, кстати: я тебе подарок привез оттуда.
Плоская выгнутая карманная фляжка унций на восемь. По поверхности арабская вязь. Узнаю первые слова "Нет бога кроме Аллаха..." Ирония - фляжка для выпивки, сделанная трезвенником, приверженцем Аллаха. Аллах - аллахом, а коммерция - коммерцией. Ржем оба.

Карусель клубов и баров. Запас водки во фляжке, которым себя согревали, быстро закончился. В одном из баров Грэг убеждает симпатичную бартендершу налить нам во фляжку, в нарушение закона, джина и тоника на дорожку.
Мы гуляем как может гулять только морская пехота в порту. Раве что без драк. Офицерам и джентельменам, даже морпеховским, это не к лицу. В конце концов и как обычно мы оказываемся в стриптиз-клубе. Грег сорит деньгами. Боевых до жопы. Тратить не на кого. Он покупает нам по лэп-танцу. И в момент, когда наступает самый климакс танца и девушка сидит на мне верхом, я чувствую: что-то сильно мокрое разливается у меня спереди. Мозги уже прилично затуманены хмелем и меня быстро охватывают самые худшие предположения. Эээ.. если бы это было то самое, то я бы почувствовал. Неужели старею?! Я пьян, конечно, но не настолько чтобы оргазм пропустить. Да и стриптизерши меня никогда сильно не возбуждали. Танец заканчивается. Грэг видит выражение моего лица и начинает теребить вопросами. Я молча паникую и отмалчиваюсь. В конце концов рассказываю. Он лезет мне во внутренний карман и достает ту самую фляжку. Она треснула от газа в тонике в самый ответственный момент и потекла. Нам обоим понятно, почему арабы проигрывают все войны. Ржем, как кони, опять.

У меня дома. Оба пьяны.
- Капитан, мы оба с тобой - моральные инвалиды. Хочешь, докажу?
- ?
- Вводная: ты с боем занимаешь здание. В дверях под ногами валяется раненый водитель верблюдов. Твои действия, ротный.
- На бегу пулю в голову, иначе может выстрелить в спину кому-нибудь из моих морпехов.
- Браво. Мгновенный ответ. И думать не надо было.
- Да ты!...
- Не надо. Знаю тебя - задумывался, и много и придумал. Есть свои, а есть чужие, и ты, как любой морпех, за своих глотку порвешь. Индоктринация, мать ее, но так мы битвы выигрываем.
- А ты задумывался о том, что мы пришли туда непрошеными? Мы делаем работу и отдаем непонятный долг, а они ВЕРЯТ. Что нас там не надо ВООБЩЕ. Знаю, задумывался. И вот теперь я лажу по бабам, а ты, похоже, топишь память о огрызках человеков после того, как по ним прошелся ма-дюс(крупнокалиберный пулемет), на дне бутылки Джима Бима. Перестань. Все проходит. И даже это пройдет.

Новый 1995 год. Мы идем вчетвером по "старому городу" Пасадины. Я, Грэг и наши девушки. Веселые, молодые, красивые. Слегка навеселе, да и деньги в кармане имеются. По крайней мере, на этот вечер хватит а дальше все равно. Вся жизнь впереди, и какая жизнь! Хочется, чтобы было счастье всем, и мы, не задумываясь, горланим наши пожелания всем прохожим. За ними тоже не задерживается.

Неожиданно из проулка появляется нищий и начинает клянчить мелочь. Отчего же не подать в такой день? Эмили смотрит настороженно, Стефани закатывает глаза, я лезу в карман, когда Грэг рявкает: "А ну, пошел нахер, вонючка! Работать надо, а не попрошайничать." Нищий исчезает, а мы трое настороженно смотрим на Грэга. Я открываю рот, но через мгновенье захлопываю его с лязгом и ничего не говорю.

За "вином, женщинами и песней" неприятный осадок быстро забывается, но, видимо, не у Грэга. Мы уже дома, и подруги наши уже отпали.
- Ну что, "Crazy Russian", пошли, покурим на сон грядущий? Вижу - вопросы есть.
- Ты что, сбрендил? Какие вопросы? Эмили сейчас вот-вот отключится. И тогда это будет изнасилованием. Кто за меня сидеть будет? Ты?
- Ничего! Пошли, говорю! Мне неважно, есть у тебя вопросы или нет. У меня есть ответы.

Когда Грэгу было 9 лет у него умер отец.

Есть такой маленький городок недалеко от Сан Франциско - Ливермор. Там в опасной близости много разных секретных обьектов стратегического назначения. С фатализмом (на все воля Божья) и извечным желанием найти хоть какую-то достопримечательность в собственном месте жительства, так характерным для любой скучной провинции, местные жители шутят, что ядерной войны им бояться нечего. Первый удар будет сюда. Чик - и нету. Никто ничего не почувствует.

Там же была и одна из фабрик Локхид-Мартин, на которой отец проработал 20 лет. Сам - типичный американский "белый мусор", который собственным горбом и мозгами вылез из трэйлер-парка и стал главным инженером с секретными допусками выше многих генералов. Видимо, гордился этим, потому что когда прочитали завещание, выяснилось, что примерно четверть его сбережений причитается жене. А остальные идут в траст-фонд под присмотром его брата, который пойдет на обучение сына в институте. На инженера, понятное дело.

Мать плохо перенесла потерю. Что-то случилось с психикой. Она быстро растратила деньги, оставшиеся от мужа, и оказалась в трэйлер-парке, из которого с таким трудом вылез ее муж. Зарабатывала неплохо, но все шло то на лотерею, то на коллекционные тарелки с портретом Элвиса, которые должны изумительно подняться в цене через пару лет.

Особым ее пунктиком были животные. Она разводила породистых: собак, кошек, кроликов, шиншилл и попугаев. Все это - в маленьком трэйлере. В доме быстро сформировалась своя закрытая экосистема с собственными флорой и фауной. Почему? Уборкой не занимались ни мать, ни недоросль сын. Так как кормить всех часто забывали, то насыпали еды с запасом. Собаки ели кошек и кроликов. Кошки ели шиншилл и попугаев. Кроликам было все по фиг. Из дешевого ковролина росла трава - просыпанный корм.

Малолетнего Грэга тоже часто забывали кормить, и он быстро научился заботиться о себе сам. В 12 лет - первый привод в полицию. Как обычно в таких случаях, дружок сдал. С профессионализмом типичного беспризорника Грэг ныл: "А откуда я знал, что он ворованный? Ну и что - пять долларов за велосипед? Откуда я знаю, сколько он стоит?" Престарелый обрюзгший шериф плюнул, подзатыльником выкинул Грэга на улицу, и, тяжело вздохнув, привычно потянулся к ящику в столе, где у него была недопитая пинта "Дикой Индюшки".

Для Грэга это был и последний его привод. Нет, он никогда не слышал о сыне турецкоподданного и не решил вдруг чтить уголовный кодекс. Просто извлек урок и, либо подельников выбирал тщательнее, либо "промышлял" один.

В 14 лет он впервые убежал из дому. Поймали и вернули, хоть и не сразу - мать только через неделю сообразила, что сын пропал. В 17 лет, его случайная подружка забеременела и решила не делать аборт. 17 лет - и дочка на шее молодого жигана. Нет, Грэг пришел и поимел с отцом подружки разговор по душам. Свадьбу не предлагал, да никто ее и не хотел. Предложил двести долларов в месяц алиментов - и отец девушки согласился. Он и на это не рассчитывал.

В 18 лет Грэг открыл для себя наркотики. И не типичные для американской глубинки амфетамины, а дорогой кокаин. Для поддержки своей зависимости быстро сам стал дилером. А что - типичная карьера для тех мест. Безотцовщина, мелкая уголовка, наркотики, тюрьма, и в заключение - смерть, то ли от подельников, то ли от передоза. "Живи весело, умри молодым, и оставь после себя красивый труп".

Но было у Грэга светлое пятно в жизни. Был он хоть и высоким, но тощим и слабым парнем. Плохая комбинация для улицы. И били его, и деньги отбирали. В 13 лет зашел он в единственную на 50 миль секцию по карате.

Гоголем ввалился в маленькую комнатушку к Ямада Сенсею и заявил, что хочет научиться драться. Сенсей поклонился, попросил снять туфли, попросил поклониться двум флагам (американскому и японскому) и пригласил его на татами. После нескольких упражнений Сенсей пригласил Грэга в свою комнатушку. Его жена принесла рис, овощи, чай, и с бесконечными поклонами удалилась.
- (С поклоном) Прошу извинить, но что бы ни думал молодой господин, здесь не учат драться.
- ?
- Здесь учат покою, чувству долга, и бушидо - как быть воином.
- Вот-вот, я хочу быть воином!
- Хаи. (Вздох). Приходи сюда каждый вечер, как сможешь. Но помни, что я не учу, как драться - я учу, как жить. Не нужны мне твои деньги. Покушай лучше.

***
1995
Мой дом с огромной лужайкой в Санта-Ане. Два черных пояса. В кимоно и перчатках с поролоном, но без "пальцев". Оба под газом. Я иду на него своей обычной раскорякой. Ноги согнуты в коленях. Торс назад, руки вперед. Дай мне только ухватить хоть стопу, хоть кисть -заломаю и повалю. Посмотрим, куда твое бушидо годится.

Ноги и руки летают вокруг головы с необычайной скоростью. Но удары слабые. Отмахиваюсь от них, как медведь от пчел. Оппа! Захват! Подсечка! Ломаю руку в локте. Он бьет по траве, чтобы отпустил.

Курим и тянем пиво.
- А что, русский, слабо в полную силу подраться?
- В смысле?
- Пойди к моему "харлею" и возьми шлем, надень. И в полную силу подеремся.
- Пошел нахер, придурок.

Сходимся опять. Пропускаю удар в голову. Плыву. Падаю сначала на колени, потом на спину. С неба падают звезды. Ножницы. Он падает. Вскакивает. Стопа плывет к голове. Медленно. Я не блокирую. Я отмахиваюсь. Если отмахиваешься, то есть возможность ухватить за конечность. Боже, благослови маленького татарина - моего учителя. На Западе не знают о болевых приемах самбо на ноги. Ступню под мышку, предплечье под колено, выгибаюсь спиной. Я уже праздную победу когда чувствую острую боль в подреберье и отключаюсь.

***
В 60-е годы великий американский фантаст великолепно описал морскую пехоту. Его звали Хайнлайн и он обозвал наш Корпус Мобильной Пехотой. Но несмотря на его свободу выбора названий - принципы те же. В его романе генерал или полковник (уже не помню) говорит, что не важно, какие приказы отдает офицер. Главное, что он живой, на плацдарме, и орет эти приказы.

Я был таким офицером.

- Первый взвод! Занять эту халупу и обстреливать школу постояно! Чтобы эти суки мне головы не подняли! Понял, лейтенант? Выполнять!
- Лейтенанта ко мне! Мля. Отставить. Сержант! Собрать всех снайперов и поставить их на крыши там и там. Бегом!
- Лейтенант! Отведи все "Хаммеры" и "Страйкеры" туда, и постреливай иногда. Получи прямую выстрела на здание и жди моего сигнала. Мне нужно, чтобы у тебя было достаточно боезапаса, чтобы сравнять эту школу с землей. Выполнять!

У арабов крыши с бордюрами. Я приваливаюсь к такому бордюру. Каска мелко дрожит и за воротник сыпется кирпичная крошка. Снимаю. Ткань сверху разодрана.

На крышу вываливается какой-то капитан. Кричит мне "Капитан! Отзови атаку! У меня там агенты!" Не удивительно что не узнает. Меня под этой пылью и мать родная не узнает.
За спиной мягко грохает граната. "Поздно, Грэг".
Он трясет меня за бронежилет. "Отзови! Мне нужны пленные!"
Мне все равно.
- Перегнись через бордюр, разведчик. Там сгоревший "Страйкер". Никто не выжил. Пленных не будет, скорее всего. Ты, похоже, забыл корпус. Флотская разведка?
Он бьет мне в зубы. Встаю на ноги. Сплевываю кровью.
- Ефрейтор! Возьми двух морпехов. Господин капитан из флотской разведки покидает нас. Помогите ему. Я не хочу, чтобы ему было больно, просто проводи, ефрейтор, понял приказ?
- Так точно, Сэр!
Бьет стволом в солнечное сплетение. "Не больно" - это понятие очень относительное у моих морпехов.

Ст. Пол.
Десятое Ноября. Праздник. Напяливаю парадную форму.
Скамеечки. Вычурные памятники. Один выделяется. Простой белый камень как в Арлингтоне. На нем Моген Давид. Капрал такой то.
Мне все равно какой ты веры. Я помочь не смог, может хоть помолюсь. "Отче наш, иже еси на небеси..., если есть ты там, Козел, то дай успокоение воинам твоим иначе клянусь своей морпеховской зеленой жопой устрою в аду такой балаган что и в раю станет тесно!
Сижу прихлебывая ром. Я не плачу. Но на лице замерзают слезы. Рядом кто-то садится.
Пейсатый в лапсердаке. Открываю рот но он поднимает руку и говорит по русски: Остановись, сынок, это по нашему сыну ты скорбишь.
Капрал даже никогда мне не сказал что он из русских. Меня кормят борщем со сметаной и укладывают спать.
Я ухожу рано утром. Иду к знакомой могиле. Становлюсь по стойке смирно. Отдаю честь. Сделал что мог. "Когда увидишь своих родителей поблагодари их за этого гоя."
Semper Fi, Marine!

День Морской Пехоты США. КМП обладает количеством традиций которое превышает традиции всех остальных ВС США в сумме. Но как то все эти традиции касаются службы. Традиций жизни вне службы нету. Нет конечно в увольнении на берег каждый морпех считает своим святым долгом затеять драку но этим дело и кончается. Морпехи не лазят в фонтаны как российские десантники. И третий тост тоже не пьют. Да и вообще тосты не приняты.

Ну и в уставе не предусмотрен порядок празднования. И получается что празднуем как придется. До войны это было веселье. Щеголяли формой и гонялись за юбками. Мы воины! Защита и опора так сказать!
--Лейтенант такой то к вашим услугам. Позвольте пригласить вас на танец.
Ах? Не танцуете? Не танцуете с морпехами? Они животные?
--Какой ужас? но может позволите предложить вам бокал вина?
--Да нет, конечно не этого пойла. Бартендер мне сильно должен. У него такое есть! (Закатываю глаза!)
--(Валяжно) Майк, 73го Мерло пожалуйста. Да, на мой счет.
Майк наливает то же самое пойло из другой бутылки.
--Нет подожди (мы же на ты, да?) Сначала вдохни аромат, держи руку на бокале что бы вино нагрелось и подышало, потом пригуби но не глотай сразу. Сначала распробуй. Чувствуешь легкий привкус вишни и совсем немного гвоздики? Да,... урожай 73го был особенно удачен.

А потом был Экспедиционный Корпус и пустыня. Оранжевые стенки песчаных бурь и обгорелые тела своих и чужих. Кто то из мальчиков вернулся мужчинами и воинами которыми они так хотели быть тогда. Кто то не вернулся. Хуже всего тем кто вернулся обрубками. Таких к сожалению много в минной войне.

А вернувшись мы праздновали как умели. Совсем по другому чем раньше. И год на год не приходился. Когда собирались и душевно отмечали тихо вспоминая. Когда буянили оказываясь в полиции. И полицейские когда слышали о поводе беспорядков--вызывали нам такси. А иногда мы просто отупело надирались ни о чем не говоря, и утром так же без слов разезжались.

Одно 10 Ноября запомнилось. По ветеранскому сообществу прошел слух что какой то морпеховский полковник, герой Иво Джимы собирает морпехов со всей Калифорнии и Орегона на праздник. У него ранчо как раз на границе двух штатов.

Взяли мы вскладчину напрокат Сабурбан (нас восемь человек было) и мы поехали. Почти. Один из нас был инвалид. Я его попытался усадить но он почти дал мне по морде (я уклонился). Потом грязно обругал господина капитана не забывая добавлять "Сэр" после каждого фак ю. После того как я и сержант посмотрели 5 минут как он сам без ног пытается залезть в высокий джип, сержант мягко отстаранил меня (позвольте мне, Сэр). Поднял его на уровень груди (благо легкий без ног) и рявкнул: "Капрал! Я тебя загружаю в это стредство передвижения! В сознании или без сознания--твой выбор!"
После все пошло легко.

У меня было мало времени подготовится к путешествию и я просто забежал в книжный магазин и купил первую книгу на диске которая попалась. Был это сборник передач Гаррисона Келлера--Домашний Самоучитель по Прерии. Наивные, грустно смешные истории из глубинки Америки. Никогда бы сам не вбрал бы эти истории если бы было что то другое. В них нет похабщины или остроты. Но тогда мы вместе ехали и смеялись. Медленный протяжный выговор. И тихий задумчивый юмор. Что-то доброе и домашнее было в них. То чего многим не доставало. Ферма, родители, школа, церковь в воскресенье. Чувство "нормальности" и покоя когда не надо оглядываться и сканировать свой сектор обстрела.

Когда приехали то оказалось что слухи были несколько преувеличены. Это был не полковник. И не морской пехоты. И не Иво Джима. И не ферма а хижина неизвестно где.

Был древний дед в ковбойской шляпе. Рядовой. Связист. Оттрубил ВМВ на Аляске. Имел себе хижину посреди леса где мирно собирался умереть. Но дошел до деда интернет, и возыграл патриотизм. И он с пьяных глаз что то написал на интернете, и результатом было 80 морпехов на дедовскую дурную голову на 10 ноября.

Дед кстати был не промах. Долгое время был оружейным дилером. Стволов у него было достаточно что бы вооружить маленькую Латино-Американскую страну. И он их все раздал для стрельбы по банкам. Мля. Бсе бухие в никуда. Я старший офицер. Был еще майор, но когда я ему сказал что кто то кого нибудь пристрелит то он мне сказал что он хоть и майор но все таки Чаплан (священник). А я линейный капитан и флаг мне в руки, барабан на шею и вперед на встречу паровоза.

Надо сказать что мне изрядно тогда надоели пьянки и я себя ограничил Бадвайзером с которого русскому человеку напиться трудно. Разбудил сержанта. Ничто не способствует пробуждению как колодезная водичка и вопль в ухо "Ten Hut!!!" (смирно, искаженное Attention!). Отобрали стволы и заперли их в сейфе деда.

А тут как раз подоспела наша полиция которая нас бережет. Сам шериф. Такой же дед в ковбойской шляпе. Со здоровенным Смит и Вессонном в кобуре. Пытаюсь отослать к нему майора но он мне опять заводит песню на тему что я линейный старший офицер, так что мне и командовать. Козыряю, представляюсь и приглашаю шерифа отведать Dog Stew. Шериф не возражает.

Надо рассказать немного о Dog Stew. Изначально этот гуляш готовили действительно из дохлых собак. Я расскажу свой рецепт.
Я очень хотел угостить своих друзей настоящим шашлыком. Потратил день на то что бы найти подходящую баранину которая мариновалась всю дорогу. К приезду шерифа ее всю сьели поэтому мой рецепт.

Dog Stew по морпеховски.
Составляющие:
Сержант Морской пехоты
Все остальное.

Берете сержанта и заставляете его резать морковку, картошку, буряк и другие овощи какие найдете. Нарезать мелкой соломкой. Густо посолить, поперчить. Вначале хорошо прожарить что бы хрустело, потом медленный огонь. Кинуть в котелок и залить кетчупом. Посолить и поперчить опять. Это будет соус. На другом костре нагреть сковородку или противень. Кинуть туда остатки мяса, сосисек, бэкона, хамбургеров и другого мяса. Подождать пока оно подгорит. Если есть дешевое белое вино (уксус) то поливайте. Залейте соусом. Собачий гуляш готов. Знаю что звучит отвратно, но если не пробовали то не пинайте. Я ящериц в подобном обрамлении кушал.

Шериф уже давно отпал но несколько трезвых осталось. Трое если быть точными. Я--относительно трезвый. Мой сержант--очень относительно трезвый. И некий рядовой в инвалидном кресле про которого народ говорил что по справедливости заслуживал медаль чести.

Трезвому с пьяными скучно поэтому я пытаюсь разговорить инвалида. Он видимо не совсем мормон потому что дует бадвайзеры как водокачка. На вопросы отвечает односложно. Со стоном бреду к машине и достаю бутылку Джонни. Черную. Рядовой размякает.
--Ну что там Сэр, меня в один день три раза взорвали. Первый раз мой МЛВ получил РПГ в борт. Внутри зараза взорвалась. Ногу раздробило. Мне на колени ступня капрала Банкеро упала. Я ему ее отдал потом. Вот тебе твоя ступня, капрал. Смешно правда. Ну а потом вторая РПГ попала. Весь передок оторвало. Я сам вылез, потому что идти не мог. Нас из всего взвода 6 человек осталось. Я пулемет у Гомеса взял (его раньше убило) и отстреливался. Потом патроны закончились. Взял М-16 с подствольником. Тогда я второй раз за день подорвался. Не умел из подствольника стрелять хорошо. Да и ранен был. Выстрелил и граната сразу взорвалась.
Ну а потом вторая рота подоспела. В третий раз меня взорвали когда в медицинском хаммере везли. Армейский Апач слегка ошибся сука.

Зато, знал бы ты насколько хорош "Комфорт"(корабль-госпиталь). Флотсие медсестрички. Красотааа.

Потом я, рядовой и чаплан-майор сидели на берегу речки. Там как раз водопад на границе Орегона и Калифорнии. Чаплан вроде что то говорил о благодарности к Богу. И кажется все мы молились.

А утром почмему-то никто больше не хотел ни молится ни тем более благодарить за что то. Нет бога кроме Корпуса и Комендант Пророк его. Вспомнилась мобильная пехота и Хайнлайн.

To the everlasting glory of the infantry
Shines the name, shines the name of Rodger Young.

Не знаю, как вы - а я люблю общаться со стариками. Как и все люди, они очень разные. Есть среди них склочные, есть сплетники, есть такие, что вообще ничего не говорят. Но то, что их всех обьединяет - это огромный опыт. И истории. У тех, кто молчит, обычно самые лучшие истории.

Мне повезло. Под боком живет такой старик. Иногда (слишком редко) к нему наведываюсь. Дед - божий одуванчик. Дунешь - рассыплется. Но иногда глянет - и хочется встать по стойке "смирно".

Как и многие старики, питается он плохо. Перед приездом захожу в супермаркет. Мясо и овощи. Надо бы рыбу, но он ее не признает. Да еще пива и блок "Лаки Страйкс".

Перед приездом можно не звонит. Во первых он, с тех пор как разбил свой "фольксваген баг", никуда не ездит. Во вторых со своим сержантским чувством гордости может и послать. Встречает у ворот.
- Заезжай Сэр, Кэптан, Сэр, - ворчит. - Понавез опять небось, придурок. Сколько раз говорю - ни хрена мне не надо.
Так даже старым сержантам к офицерам обращаться не подобает, поэтому за мной ответ не задерживается.
- Понавез, дедушка, небось не кушаешь. Да и ручки трясутся... чтобы самому приготовить.
- А ну, вылазь из машины, мать твою, Сэр!
Те, кто считают, что английский язык беден матюками, никогда не слышали рассерженного сержанта морской пехоты. Сцена достойная Голливуда: дед, 5 футов с кепкой и весом 140 фунтов мокрым, орет на бугая, висящего над ним строительным краном. Причем дед не забывает субординацию - перемежает матюки с "Сэрами" настолько, что они почти рифмуются.

Меряемся взглядами. Дед сдается первым.
- "Боршт" будешь готовить?
- Так точно, сержант.
- С грибами?
- Ага.
- Ну, тогда ладно. Заходи, что ли...

Мясо уже скушали. Борщ еще варится. Сидим на веранде. Я курю сигару, он - свои дрянные сигареты. Разговариваем. Вернее, я разговариваю. Дед все больше кряхтит или рычит. Или матерится. Но я знаю, как его разговорить.
- Дед...
- Какой я тебе дед? Мать твою перемать, Сэр! Капитан будет обращаться к сержанту "Сержант"! Или вас там, придурков, уставу не учат?!! Сэр!
- Встретил девочку.
- Грр.
- Хорошая, красивая.
- Мля.
- Мне ж уже жениться пора.
- Тормоз.
- Не расслышал, что?
- Грр, харр, тьфу на мои аллергии.
- Она сербка, красивая - ужас. Но дурная.
- Мясо опять сырое внутри. Ты что, мне паразитов подкинуть хочешь?
- Трахнуть очень хочется... но только трахнуть. Дальше не пойдет. Ты как думаешь, сержант?
- Грр.
- Ну вот, и я о том же. Вот тебе пиво. И я вот думаю - неправильно это, просто трахнуть. Я уже не в колледже и не мальчик.
- Харр, грр, тьфу!
- Зря смеешься, сержант. Я серьезно.
- Харр, грр, тьфу! Мать-перемать. Козел, тормоз, Сэр!
- Не расслышал, что?
- В воскресенье приезжай. Поедем в дом престарелых. Возьми джип, нас 6 человек будет. Да, и еще... Пригласи свою девушку на обед сюда. Сам узнаешь, стоит она усилий или не стоит. Иди, Сэр... мать твою.


Боксер.

Дом престарелых.
Полковник морской пехоты. Ему пора на обед. Он голый. Пытаюсь надеть на него рубашку. Получаю хороший хук в зубы. Стою во дворике, сплевываю кровь на траву. Санитар говорит:
- Что, нашего полковника опробовал? Его одевать только сзади надо, иначе в зубы получишь. Он только матерится и в зубы дает. Ты бы видел его за обедом.
Смотрю на этого пацана. Красивый, высокий. Стильная стрижка. Девочки на таких падают.
- Ты доктором хочешь быть? Волонтерские часы зарабатываешь? Забудь экзмены на минуту и вспомни сочувствие. Полковник -кавалер Серебряной звезды. Он на Иво Джиме был. Ты хоть знаешь, что было на Иво Джиме?
По глазам вижу что не знает.
- А про Фалуджу слышал? А про Хамбургер Хилл слышал, козел?!!
Кричу и голос срывается.
- Грр.
Сержант подоспел, как всегда, вовремя.

Сидим на веранде опять. Пьем пиво.
- Ну что, дед, скажешь - я зря сорвался?
- Харр.
- Может, и так. Гражданских не переиначишь.
- Грр.
- Борщ поспел.
- Грр.
- Ну, само собой, сметану положу.

Сержант был в какой-то мере знаменит. Мечта любого республиканского политика - из тех которых любовно называют "чокнутый правый" (right wing nut). Сержант любил оружие и свято верил во вторую поправку к конституции. Ходил в церковь, считал аборты убийством, и упорно всем рассказывал, что жена должна быть во всем покорна воле мужа, потому что так в Библии написано. А рассказывать он очень любил. Точка зрения у него имелась на все. И слушатели, конечно, были желательны, но вовсе не обязательны. Я неоднократно поворачивался и выходил из его камеры, а он все продолжал - про Буша, про Клинтона, про Израиль. Причем дураком он отнюдь не был. Его было интересно послушать. Особенно когда он о себе начинал рассказывать.

Наш герой когда-то дослужился до сержанта "воскресных воинов" (Национальной Гвардии). После 11 сентября он уволился и быстро записался рядовым в морскую пехоту. По предположению военного прокурора, не столько или не только из патриотических соображений. Боялся, что морпех все зачистит по-быстрому, а ему и пострелять (по убивать) не дадут.

Доставалось ему поначалу за длинный язык. Но видимо, мало - потому что "вещать" он так и не прекратил. Да и недолго он в салагах побегал. Службу знал туго и положиться на него всегда можно было. В военное время способным чины идут быстро. Ну, а когда ему своих людей дали, то тут сержант развернулся вовсю. Речи перед своим подразделением толкал постоянно. Причем его приходили послушать и из других подразделений. Цитаты из него становились крылатыми:

"Если у граждан забрать оружие, то тогда и пристрелить никакого гада не получится. И что тогда?!!"

"Да ты, да ты... (задыхается)... просто демократ!!!" (самое страшное обвинение)

Но любимым его пунктиком был Израиль. И АОИ, в частности.

"Вот у евреев яйца из железа, нет - из "титания"! Если кто чего, они удар не сдерживают. С ними разве что морпех сравнится. Был бы евреем и не верил бы в спасителя нашего господа Иисуса Христа, свят, свят,свят, пошел бы в АОИ. Вот закончу тур и пойду! А что - я и так обрезанный!"

За такие сентенции и прозвали его сионистом. Но знаменит он стал не поэтому. Дело в том, что сержант был негром. Черным, как ночь, и упертым, как 40 мулов.

Несмотря на его религиозные убеждения, подвела сержанта служба. Приближался к блокпосту советский "жигуль". И не отвечал на призывы остановиться. И оттолкнул наш любитель Библии капрала, оцепеневшего за ручками Ма-дюса(пулемет), и превратил "жигуль" в вермишель.

А в "жигуле" были только гражданские, и абсолютно никакого оружия. Море крови. Трибунал. Решетки. И я со своим дурацким растяжением, приданный JAGу(Военная прокуратура) - хожу к нему, и слушаю его бредни, и понимаю, что не спасти. А потом помню, как бегу, прихрамывая, и ору: "Сержант! Твои гвардейцы подорвались! Они специально безоружных посылали - пропустят или нет. Ты свободен!"

Национальная гвардия - не морпехи. Они не убийцы. Не стреляли по мирным жителям. Подорвал их "жигуль" с гражданскими.
....

Орегон.
11 ноября. Как мне трудно! Я сижу, привалясь к стволу дуба. Голова раскалывается. С трудом открываю глаза и кошу налево. Легкое нейлоновое платье с цветочным орнаментом. Волосы цвета воронова крыла. Здесь чужих нету. Чья-то дочка?
- Пей, придурок!
Пиво. Американцы не знают рассола.
У сержанта жена - адвокатша. Вьетнамка, которая любит его без ума.

Брезгливо убирает мои шаловливые пальчики со своего тела и говорит: "Ты помочь можешь или нет?"

У сержанта ранняя болезнь Альцхаймера. Есть проблески иногда. Мы сидим перед стареньким телевизором. Йи приносит нам на подносе рюмки с бурбоном на льду, и мы сидим и говорим ни о чем.
- Зачем пришел, капитан?
- У меня не так много друзей, сержант. Теми что есть - дорожу. Могу уйти.
- Ну и уходи.
- Вот только допью бурбон. А что с Йи будет?
- А в морду?
- Ты это зачем, сержант?
- Грустно уходить. Думаешь, есть зеленый рай для морпехов, таких, как мы?
- Уверен. Мы воевали за Родину. Нам нечего стыдиться. - убеждаю его и себя.
- Ты зачем выключил телевизор, придурок? Аааааа!

Йи, мой отец помочь ничем не может. Причина болезни - травма. Медицина бессильна. Обратного пути нет. Извини...

Хаки. Белые пояса. М-14. Залп-залп-залп. К ноге! Круугом! Шаагом марш!

Йи, вот деньги на могилу. Ребята собрали. Я позвоню послезавтра...

Льеша, не звони мне больше. Я в Бостон уезжаю.
Да кстати, вот ваша морпеховская сабля. (дает сержантскую абордажную саблю) Знаю, она ему дорога была. Продай или сохрани, твое дело. Пока морпех!

Makers Mark - очень хороший бурбон.

В город пришли морпехи. Это совсем не так как когда приходят гусары. По крайней мере барышни чепчики в воздух не бросают. Если город занимают не "как обычно" с боем а мирно то есть два приоритета. Это наладить контакт с местными и предотвратить потери как наших так и местных путем недопускания провокаций.

Провокации это большой бизнес в партизанской войне и бороться с ними трудно а иногда и смертельно опасно.

Пример? Их много. На перекрестке стоит хаммер с пулеметом на крыше. В нем армейский сержант и два рядовых. На них надвигается "демонстрация протеста" - женщины и дети во главе с имамом. Стрелять нельзя. Уехать тоже. Приказ. Врагов нет, только мирные жители. То что эти мирные способны затоптать трех пацанов никого не волнует. А как по таким стрелять?

Слава Богу у морпехов с этим проще. Нет, генералы спускали вниз приказы об "Абсолютной необходимости минимизации коллатеральных потерь". Командный бюрократический язык у нас похлеще русского. На уровне полковника-капитана это превращалось в "В гражданских стрелять, только если непосредственная опасность угрожает вам или вашим людям".

Сержанты были еще проще: "Если кто не подчиняется приказам - стрелять сразу, мать вашу! Иначе... вы меня знаете. Я вас, сукины дети, в аду найду, заставлю отжиматься, и котлы от серы зубной щеткой отчищать!"

И оно работало. Презрение американских морпехов к армии в какой-то степени справедливо. В Ираке много раз повторялся один и тот же сценарий. Морпехи занимали селение. Наводили порядок. Передавали селение армии. Через два месяца селение превращалось в оплот Аль-Каиды. И опять туда посылали морпехов наводить порядок.

Гражданские - те, что живут в зоне военных действий, - жопой чувствуют, что можно, а что нельзя. И знают, что там, где морпехи - никаких демонстраций протеста и, боже упаси, киданий камнями. Это хуже советского стройбата. Расстреляют нахер, а потом будут танцевать на костях и пить кровь мусульманских младенцев.

Сомнительная слава ССовцев? А вот и нет. Для меня было несколько индикаторов того, что мы что-то делаем правильно. Во-первых, сразу оживал культурный центр любого мусульманского селения. Нет, это отнюдь не мечеть. Культурный центр любого мусульманского селения - это базар. Если не надо бояться бомб, то отчего вдоволь не поторговаться?
Второй индикатор - это то, что к нашему флотскому медику стояла очередь. Тоже не боялись, что убьют. Там такое раздолье для инфекционных болезней - мама не горюй. Я тоже помогал. Все-таки проработал несколько лет в лаборатории инфекционных болезней, и недоучившийся доктор. Не обходилось и без эксцессов.

Помню, позвал меня наш чиф.
- Вот девочка. 7 лет. Пневмония. Дал эритромицин 3 дня назад, но не помогает. Посмотри, лейтенант.
- Какая пневмония, чиф? Здесь ее почти не бывает. Ладно, дай фонендоскоп.

Точно - характерное потрескивание в легких - пневмония.

- Температура?
- 103.
- Давление?
- 90 на 60.
- Мля. Заражение крови, думаешь? Шок?
- Тарик (наш переводчик), переведи: Дай, маленькая, доктор тебя потрогает немного. Вот мама твоя здесь, все хорошо.
- Здесь больно? Да? И здесь?
Лимфоузлы, как грецкие орехи.
Слушаю легкие.
- Ой, какая ты красивая! Небось, женихов не счесть? Не волнуйся, как я такой красавице могу сделать больно? А ну, покашляй. Ты можешь покашлять, малышка?
Она кашляет. Кровью. На меня. Ее тут же рвет. На полу "молотый кофе" - на жаргоне американских медиков -полупереварившаяся кровь.

Я отступаю в ступоре.
- Чиф, дай маску. И сам надень.
- У меня одна всего, и я ей уже пользовался... Ты чего?
Поднимаю телефон.
- Лейтенант. Слушай внимательно и не задавай вопросов. Возьми сквад. Распечатайте аптечки и замотайте рот и нос бинтами, чтобы как маска было - и разгоните очередь перед палаткой. Приема сегодня больше не будет. Передай всем - к гражданским не приближаться.
- Биологическая опасность? Так может, противогазы?
- Паника будет.
- А с бинтами - не будет?
- Я что сказал насчет вопросов?... Извини, лейтенант. Ты прав. Всем, кроме тех, кто на блок-посту, надеть маски. На блок- посту - бинты. Не так страшно.
- Капитан Мозер? Капитан... У нас здесь, похоже, чума.
- У нас здесь везде чума. Что еще скажешь?
- Капитан, у нас здесь настоящая чума. Я и еще 2 человека скорее всего заражены. Надо карантин делать.
- ъ$@ъ@! @$@ъ@ъ@! Ты уверен?
- Нет. Но все признаки есть, и я не хочу ошибиться не в ту сторону.
- Подожди. Я полковнику позвоню. Мля! Если это не чума, это все на твоей жопе будет, ты меня понял, лейтенант?
- Так точно.
Долгожданный звонок от полковника.
- Лейтенант Н. слушает!
- Капитан первого ранга медицинской службы Симмонс, лейтенант. Рассказывайте.
Кратко докладываю.
- Температура, лимфоузлы, пневмония, кровавый кашель и рвота.
- Откуда знаете о симптомах чумы?
- Из видео о биологическом оружии, господин капитан!
- Морпехи так не разговаривют. Лейтенант, вы врач? Я акцент слышу. Вы за рубежом диплом получили?
- Никак нет. Я не врач. Я морпех!
- Ну, воля ваша. Мы высылаем команду. С карантинными правилами вы, похоже, и сами разобрались. Лейтенант, изолировать всех. Надеть противогазы. Мы выезжаем.

***
Саддамовский дворец.
Смотрю по сторонам. На потолке аляповатая лепнина с позолотой. Те, кто имели дело с арабами, знают это ощущение. Показное богатство без чувства меры. И пополам с грязью. Я очень люблю восточную кухню. Шиш-кебаб, лепешки. Но не могу удержаться, всегда вытираю нож и вилку салфеткой перед едой даже в самом дорогом ресторане.

У нас здесь штаб. Мне лично читает лекцию целый полковник. Полковник - мустанг, то есть выслужившийся из рядовых, и меня не пугает его рык.

- Ты, лейтенант, вызвал панику в поселении. Ты привлек флотских. Ты играл в доктора, не имея диплома... Чума! Мать твою! Ты хоть знаешь насколько "наверх" это пошло?!! Я говорю что то смешное, лейтенант?
- Никак нет, Сэр, Полковник, Сэр!
- Ты, русская твоя ублюдочная поддельная докторская жопа, подставил всех! Себя, своего ротного, меня и даже коменданта Корпуса. "Чума" дошла даже до президента! И теперь тебе смешно. СМИРНО! Отвечать!
- Если господин полковник позволит говорить свободно...
- &(&(&%!!! Говори свободно!
Я использую разрешение по полной.
- Как будет угодно господину полковнику... Лейтенант считает, что поступил правильно. В случае ошибки лейтенант бы потерял морпехов. Лейтенант ни о чем не сожалеет и поступил бы так же в повторном случае. Более того, у русской поддельной докторской ублюдочной жопы есть русская фронтовая поговорка: "Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут".

Есть такое понятие, как офицерская честь. Полковник имел право меня отчитывать, материть, но ублюдком права называть не имел. Лет 100 назад за такие слова стрелялись, и полковник, даже мустанг, это знает. Я ему это только что напомнил.

Он пыхтит, смотрит налитыми кровью глазами, хватает со стола листок.
- Прочитай!

"Считаю своим долгом сообщить, что всплеска чумы не было. У пациента был рак. Также хочу заметить, что симптомы пациента были в полном соответствии с симптомами чумы, и меры, принятые на месте, были правильными. Более того, командующий офицер (лейтенант) проявил наблюдательность, которой так не хватает моим интернам. Он также немедленно установил карантинные меры, которые предотвратили бы распространение болезни, случись она. Я рад, что в Корпусе есть такие офицеры, и хотел бы рекомендовать его к награде.
Капитан Симмонс."
- Награждать вас (ага, уже на вы!), как понимаете, никто не будет. Мне похер, что флотские думают, но в Корпусе за ошибки не награждают. Идите, лейтенант, и ради бога, не заставляйте меня пристрелить вас из своего именного кольта!