JOURFIXE

Офф-топ.
Как приятно увидеть ветку Stroybatа, где последний пост написал Rembat. Просто, как в старые добрые времена. Ностальгия...

Цоца Цола по-русски ...

Спасибо, Алена!
И хоть нельзя войти в одну реку дважды, но мечтается, что все лучшие люди оттуда постепенно переберутся сюда, и все будет как "при матушке-Екатерине", а то и лучше.

Некоторые личные соображения о музейной безопасности.

(незакончено)

В связи с последними публикациями в СМИ о кражах ценных экспонатов из Эрмитажа меня часто спрашивают: «А что тебе лично известно о хищениях из музея? Ведь ты же как раз в охранной сигнализации работал, тебе лучше знать об этом».
Разочарую читателей: лично мне ничего о хищениях из музейных запасников неизвестно. Хищения ценнейших музейных экспонатов – дело тайное, скрытое, о нем не болтают в курилках.
Знать что-либо о хищениях из музея достоверно может лишь соучастник этих хищений. И тогда бы он не ходил бы свободно по Питеру, а парился бы на нарах, или на Канарах. Могу подтвердить непреложный факт: во время моей работы в музее ни один сотрудник отдела охранной сигнализации не был замечен в попытках хищения музейных ценностей.
Красть экспонаты из музейных запасников могут лишь те, кто имеет туда свободный неограниченный доступ. А такой доступ в запасники музея имеют лишь сами хранители этих запасников. Мы, инженеры сигнализации (как, впрочем, и любые другие сотрудники) проникнуть туда без их ведома не могли. Теоретически, конечно, инженер мог отключить сигнализацию, скажем в Золотой кладовой Востока (или на любом другом объекте). Но!
1. Об отключении сигнализации: санкционированном, несанкционированном, аварийном – любом, немедленно станет известно на центральном пункте сигнализации музея,
2. а также в службе охраны.
3. Ключа от массивных дверей кладовой у инженера все равно нет, да и двери опечатаны.
Вобщем, повторюсь, проникнуть в запасник музея и незаметно вынести что-либо оттуда можно только с ведома и при непосредственном участии хранителя этой кладовой. Вот так все строго. Но это лишь на первый взгляд, для непосвященных.
На деле все обстоит далеко не так уж гладко, бардака в Эрмитаже тоже хватает, даже с избытком! В одном интервью генеральный директор Эрмитажа господин Пиотровский заявил, что в кладовые музея доступ строго ограничен узкому кругу лиц, и все визиты в кладовые строго фиксируются. При всем уважении к Михаилу Борисовичу, он просто не знает истинного положения вещей. Приведу лишь один пример из моей практики.
Как-то раз меня вызвали в бронзовую кладовую, поправить сбитый герконовый датчик на дверном косяке, срабатывающий при открывании дверей. Размещается эта кладовая в бывшей квартире коменданта Зимнего дворца у Комендантского подъезда. Скромная такая служебная квартирка дворцового коменданта всего лишь из двенадцати комнат. Когда я пришел туда, меня любезно встретила сама ответственный хранитель бронзовой кладовой Юна Яновна Зек. Пусть вам не покажется надуманной ее фамилия, она подлинная, как и сама хранитель. Юна Яновна показала мне на дверь со сбитым датчиком, а потом внезапно развернулась и ушла. Куда, зачем - почем мне знать! Главное, что я один на один, без охраны, остался с двенадцатью комнатами ценнейших экспонатов, с запасником, буквально набитым сокровищами! Как бы вы почувствовали себя на моем месте, читатель? Не знаю, как вы, а я почувствовал себя очень и очень плохо. Я понял, что если из этой кладовой что-нибудь пропадет, то мне потом сидеть-не пересидеть до конца жизни! Поди, потом, доказывай, что ничего не брал оттуда... но ведь мог взять, один там оставался! Кто подтвердит, что я там ничего не брал? «Какие есть ваши доказательства?»
Как инженер охранной сигнализации, я хорошо знал, что в кладовой и у ее входа никаких телекамер наблюдения тогда не было (возможно, сейчас поставили). А значит, видеозапись не сможет подтвердить, что в кладовую я не входил, и у меня вовсе нет никакого алиби, если меня обвинят в том, что я что-то взял из запасника. Я быстро закрепил тогда шурупами сбитый датчик на дверном косяке, а потом еще полчаса просто стоял и охранял открытую, безлюдную, всем доступную кладовую бронзовых экспонатов из двенадцати комнат. Не бросать же запасник совсем без присмотра! К тому же, и сигнализация с объекта была снята по телефонному звонку Юны Яновны на центральный пульт музея.
Когда Юна Яновна объявилась, наконец, я спросил ее, почему она так внезапно ушла, бросив кладовую на меня - постороннего, вобщем-то, человека. Она элегантно проигнорировала мой вопрос. Можно представить себе, что в те годы творилось в других кладовых Эрмитажа.
Один наладчик из нашего отдела проводил кабель сигнализации в помещении Русского отдела музея. И за батареей отопления обнаружил завернутую в тряпицу фигуру пастушки из позолоченной бронзы. Он немедленно доложил об этом в охрану Эрмитажа. Ясно было, что фигурку похитили, спрятали, и приготовили к выносу. Вот только сотрудники отдела не могли сказать: откуда похищена эта фигурка пастушки? Инвентарного номера на ней не было, а значит, если б ее вынесли, то никто и никогда не хватился бы этой фигурки, поскольку в реестрах музея, по инвентарному номеру, она нигде не числилась. Вызвали срочно в музей, привезли на персональной машине директора, старейшего сотрудника Русского отдела, бабулечку, давно ушедшую на пенсию. Бабулечка поглядела через очки и, шамкая ртом, поведала, что эта бронзовая позолоченная фигурка пастушки украшала верх буфета из карельской березы, стоявшего в интерьерах царской семьи. Проверили – точно, одной фигурки на макушке буфета и в самом деле не было.
Кстати, того наладчика, обнаружившего спрятанную фигурку похищенной пастушки, долго потом еще таскали на пристрастные допросы и кололи на признание: не сам ли он спрятал за батарею фигурку пастушки, а потом намеренно засветил ее? Чтобы таким образом заработать себе авторитет у руководства музея. Как гласит народная мудрость: доброе дело никогда не останется безнаказанным. Боюсь, в следующий раз, даже если он и найдет что-то, то не поспешит сообщать об этом в охрану. Так что, уважаемый читатель, теперь вы поняли, что ситуация из кинофильма «Старики-разбойники» - когда пропавшей из музея картины никто не хватился («картина на реставрации») – совсем не фантастическая, вполне правдоподобная.
Кстати, об охране. В те годы, что я работал там, выход из мастерской отдела сигнализации был совершенно без охраны, только кодовый замок на дверях. Пост охраны был оборудован: стол со стулом, тумбочка с огнетушителем, телефон. Но охранника там не было. А ведь из нашей мастерской можно было выйти во дворы Эрмитажа, а из них в подвалы музея, а из подвалов – во многие помещения музея, в том числе и те, где находятся экспонаты. Другими словами, через нашу мастерскую можно было вынести из музея все, что пролезет в ее дверь, минуя посты охраны! Сейчас ситуацию исправили, но ведь долгое время этот выход из музея был неподконтролен. Сколько всего могли вынести за годы? Телекамер наблюдения там тоже тогда, в те годы, не стояло, это я, как инженер, ответственно могу подтвердить. И это только один неконтролируемый выход из музея тех лет. И если выходом из нашей мастерской могли пользоваться только те сотрудники отдела, которые знали комбинацию цифр кодового замка на двери, то были в музее еще выходы, на которых даже кодового замка не было, через них мог войти и выйти любой человек с улицы.
Я знаю минимум еще два таких выхода, доступных в те годы. Например, выход через фойе Эрмитажного театра, им пользовались практически все сотрудники музея, их родные, знакомые, знакомые знакомых…. Мы, сотрудники отдела, пользовались им, чтобы в обед сбегать попить пива. Если б мы пошли на улицу через Директорский вход, то нас мог заметить завотдела Богданов и взгреть: куда это вы в рабочее время? А так – пошли вроде бы по работе в музей, в фойе театра, потом по коридорам театра - и прямо на Дворцовую набережную. А ведь можно было этим путем не только за пивом бегать, так можно любому постороннему человеку прямо с улицы войти в музей, в залы с экспонатами, и также беспрепятственно выйти и даже вынести что-либо из музея. Был и еще один неохраняемый выход из музея, совсем уж экзотический, о нем промолчу. Надеюсь, что все эти дыры в охране теперь перекрыты.