JOURFIXE

ДВА ВЕСЕЛЫХ ГУСЯ.
Шоферские истории.

Часть первая.

Жили у бабуси два веселых гуся.
Один серый, другой белый - два веселых гуся...
(Русская народная песня)

Гуси были еще те. И веселые – обхохочешься. Естественно, напарники. Серый именовался в жизни Серегой. А Белый звался Саней и носил фамилию Беляков. В гараже их так и звали. Серый и Белый. Два друга и собутыльника представляли собой весьма комичную пару. Особенно когда вместе куда-либо направлялись.
Высокий и прямой, как флагшток, Саня был ростом под два метра. Срочную службу ему довелось проходить в Роте Почетного Караула московского гарнизона, и строевая выправка, намертво вколоченная за два года службы, осталась с ним, видимо, навсегда.
Серега, маленький и квадратный, был на две головы ниже напарника и в отличии от более рассудительного и серьезного Сани, что называется «с шилом в жопе», неистощимый на всякого рода авантюры. Характером очень напоминал моего Толяна.
И будь они напарниками, трудно даже представить, что бы произошло. Однако, Господь знает кому что положено, и для разнообразия, не иначе, а может быть во избежание, дал Сане Серегу а мне Толяна .

В любом городе у Серого были приятели и собутыльники… Ну относительно собутыльников, надо признать, они и у Белого водились во множестве. Двух веселых гусей хорошо знали в окрестных забегаловках и пивных. И врач Михал Петрович, случалось, попросту не ставил с утра штамп в путевку одному, а то и обоим друзьям, поскольку могучий выхлоп, исходивший от тех наутро после очередного возлияния, легко мог сшибать ворон с ближайших деревьев.

У Белого, правда, был хитрый вариант, о котором доктор не подозревал, и которым, к слову, Саня пользовался не часто. Если ситуация требовала присутствия на работе, тот подсылал вместо себя на медосвидетельствование младшего брата. Погодки, они были одного роста, очень похожи, носили одинаковые усы и прически. И отличить одного от другого было довольно сложно. Особенно когда Михал Петровичу перед сменой нужно было пропустить через свой кабинет минимум полсотни человек за весьма ограниченный промежуток времени. Доктор должен был еще успеть в поликлинику, где у него начинался рабочий день в кабинете с табличкой «Нарколог».

На автобазе доктора ласково называли «Бормотологом». Прозвище, судя по всему, имело корни в дешевых плодово-ягодых напитках, именуемых «бормотухой»…

Доктор сидел по утрам в кабинете инженера по технике безопасности, проверял шоферов, ставил или не ставил штамп в путевки, первое все же чаще. И отбывал на работу. После приема в поликлинике, «бормотолог» вновь приезжал на автобазу, чтобы освидетельствовать тех, кто работал в вечернюю смену. За это ему приплачивали, и доктор честно отрабатывал положенное.
Как-то Белый, правда, чуть не погорел, когда, поставив штамп в путевку двойнику, доктор попросил подвезти его до поликлиники. У брата прав не было, а сам Белый уже выглядывал из за угла, готовый прыгнуть в кабину и ехать на карьер, где к обеду похмельный выхлоп должен был пройти сам собой.
К счастью для напарника, крутившийся за дверью кабинета Серый, которого неделю назад, за пьянку, перевели приказом на месяц в слесаря, быстро успел нырнуть под «Камаз» и отжать клапан ресивера. Брат ни капли не волновался – знал что Серега выручит. Так и произошло. Вышедший вслед за доктором, он громко выругался, глядя на издающий змеиное шипение, самосвал:
- Бля, чертово ведро! Похоже, трубка на*бнулась, теперь не выехать!..

Вот так они и жили. Два веселых гуся.
До тех пор, пока не решили влиться в набирающее все больше оборотов, кооперативное движение. Опять же, с подачи неугомонного Серого. Тот, уверенный, что на вольных хлебах они будут зарабатывать значительно больше, сумел-таки убедить напарника.
Может сыграло роль еще и то, что в очередной раз был переведен с понижением, даже не слесарем, а подметалой, а Саня как-то неосторожно обмолвился, что на себя работать лучше. Чем заронил в голову напарника вредную мысль.
Хотя, вредную ли?... Хрен знает. Автобазе, до того чтобы загнуться, как и всему народному хозяйству страны, оставалось как минимум, лет семь. Страну еще не разворовали, и Советская власть казалось, никогда не закончится…
Поэтому уходить с работы, где был стабильный заработок, на вольные хлеба, было рискованно. Но, кто не рискует, тот не пьет шампанского, и друзья решили начать новую жизнь.

Руководство родной автобазы, пряча ехидную ухмылку, пошло навстречу новоявленным частным предпринимателям и продало за копейки списанный «крокодил», каковой уже почти год украшал собой задворки предприятия.

Крокодилом в России называют, помимо пресмыкающегося, все что угодно.
У связистов крокодил – это зажим для проводов, по форме действительно напоминающий крокодильи челюсти.
На блатной фене – это поезд. Поскольку длинный и зеленый.
Да, и во многих профессиях присутствует этот термин, которым, как правило, называют различного рода захваты и зажимы.
Но вот почему у шоферов крокодилом назывался ЗиЛ- 133, мне так и непонятно. Может из за длины?.. Действительно, длинный кузов у него был…

Конечно же, раскулачен грузовик был весьма и весьма сильно, но движок и ходовая еще присутствовали.
«Были б кости – мясо нарастет!» – заявил Белый, и друзья принялись делать из «крокодила» машину, призванную поднять их благосостояние на немыслимую высоту . Различными путями, правдами и неправдами, они добывали потребные для ремонта детали и материалы. Рассчитав, что зимнего времени им вполне хватит на приведение машины в боевое состояние, они продолжали работу на автобазе, по вечерам и в выходные занимаясь ремонтом «крокодила», и предвкушали длинный рубль в сезон. Благо по дальнякам оба болтались, и контактов в различных местах Союза Нерушимого у них хватало.
Планы были наполеоновские, взялись они за них серьезно и даже прекратили пить. Временно, правда.
Как сказал Серый : Выкатим – обмоем!
И даже Новый год у друзей прошел под знаком относительной трезвости – так велико было желание поскорей завершить дело.

Наконец, в солнечный апрельский день, произошло явление крокодила народу.

Что и говорить – выглядел аппарат внушительно! Какими путями, где и как друзья смогли все это достать – остается загадкой. Но трудов было вложено немало.
Как они сумели зарегистрировать крокодила - тоже неведомо. Под стандарты грузовик явно не подходил. Потому, что кабина стала шире, длиннее более чем вдвое, и теперь напоминала кабины американских траков.
Внутри все было утеплено и обито толстым ковром. Широченный спальник, размером с двуспальную кровать был тут же оценен Толяном, который даже забрался туда на «посмотреть» и долго и завистливо матерился – у нас в кабине такого простора, конечно же, не было.
За кабиной с двух сторон торчали вверх выхлопные трубы, украшенные заслонками в форме растопыренной пятерни.
На крыше Серый укрепил в ряд четыре галогенки, замаскировав их от вездесущих ментов, верхним срезом отбойника. Управляемая специальным тросиком, пластиковая крышка на салазках съезжала вверх, и в образовавшейся амбразуре, как счетверенный пулемет, открывались блестящие фары. Помимо этого, в бампере, торчащем на полметра вперед, были расположены противотуманки. Для того чтобы питать все это великолепие, был подвешен дополнительный генератор.
Белый, кстати, был против всех этих излишеств. Но Серега, насмотревшись американских фильмов типа «Конвоя» и «Лихорадки на белой полосе», загорелся ездить на чем-то похожем. Поэтому, помимо фар, навешал дудок, для чего пришлось прицепить еще один ресивер. Дудок было четыре. Разных. Одна когда-то украшала собой тепловоз.
Когда все это великолепие гудело – всю легковую мелочь аж с дороги сдувало!
Длинный кузов был накрыт светло-серым тентом под цвет кабины.

Что и говорить – это было зрелище! Крокодил, с кучей фар и дудок, дымя обеими трубами, шел по трассе грозно и неотвратимо. Хотелось стать маленьким, сжаться в комок и скатиться в кювет, прикинувшись ветошью.

Чтобы ехать было веселей, в кабине располагались четыре колонки, магнитола и усилитель. Причем, колонки можно было даже выставлять наружу, если вдруг возникнет такое желание. Единственное, чего там не было – это маленького телевизора. В те времена они были в большом дефиците, и подобный девайс друзья очень мечтали пробрести.
На заводе в Рязани изготавливали как раз такие. Из очередного рейса я привез маленький, квадратный, невероятно симпатичный телевизор. Телевизор собирался на оборонном предприятии, имел тошибовскую начинку с самсунговским кинескопом в российском пластмассовом ящике.
Кстати, очень долговечный и надежный оказался аппарат.
Долго и безуспешно Саня и Серега пытались у меня его выторговать. Естественно, ничего у них не получилось – телевизор нам самим был нужен. Единственное, что я смог для них сделать – это дать контакт в Рязани, где, за дополнительное вознаграждение, они получат точно такой же.
Специально за телевизором друзья туда, конечно, не поехали. Но надеялись, что очередной рейс пойдет мимо Рязани – и тогда уж кабина «крокодила» будет соответствовать всем их требованиям!

И вот, наконец, дождались!

Лето. Ночь.
В средней полосе в августе ночи темные. «Крокодил», груженый яблоками, тяжело идет по трассе. Серый и Белый, невероятно довольные удачным заездом в Рязань, кидают взгляды на долгожданный телевизор.

- Ну наконец то! – Серый довольно улыбался, - Теперь мы при телевизоре! Вот только жаль, что прием не всюду здесь. Да и на ходу мало что увидишь. Слушай, а видики есть для машин?
- Должны быть, - Саня сосредоточенно всматривался в ночь, - только где ж у нас его найдешь? Это там, на Западе все есть
- Надо обычный переделать – вслух размышлял Серега, - Есть у меня один мастер, телевизоры чинит, и другую аппаратуру тоже. Надо у него спросить, может возьмется.
- Ты сперва груз продай, потом долги раздай, потом видик найди и денег на него. На телевизор и то занимали… - проворчал Саня
- Не боись! Продадим, раздадим и еще останется! – Серега довольно потирал руки, - есть у меня контакт в Мурманске – сдадим сразу, а потом там рыбой загрузимся…
- Какой рыбой?! Какой Мурманск?! Охладись! Лето на дворе. Ты рыбу пока довезешь – она сварится не доезжая Апатит даже! – возмутился Саня, - Сдадим в Питере, потом домой сразу. И вообще, хорош мечтать, давай смени. Я уже три часа рулю.
- Давай! – Серый охотно перебрался за руль.

Процедура смены водителя на ходу у них была отработана давно. Как, впрочем, и у нас тоже. Дело нехитрое, когда кабина просторная – через спальник на раз-два меняешься, секундное дело.

Саня повозился на спальнике, устраиваясь поудобней, Серега вытащил сигарету и приоткрыв форточку, щелкнул зажигалкой.
- Ну, даже если учитывать, что ментам в общей сложности четыре ящика пришлось отдать, все равно мы в хааааарошем плюсе будем..
- Не кажи гоп!.. – проворчал Саня философски, - Еще не все менты на трассе кончились.
- Фигня, прорвемся!… Да он что, охренел что ли? – Серый щурился на яркий свет встречной, - Переключаться даже не думает. Ну, я ему сейчас! – со злобной радостью он защелкал тумблерами, приводя всю свою дальнобойно-световую артиллерию в боевую готовность.
- Да успокойся ты! – лениво откликнулся Белый, - ну забыл переключиться, мигни ему и все дела.
- Уже мигал. Не хочет… Нееет! Я зря что ли фонари на крыше устанавливал? Зря второй генер вешал? – Серый потянул тросик, на крыше открылась счетверенная батарея галогенок., - Щас я его научу правила соблюдать! Па-а-алучи фашист гранату!

С этими словами Серый, не отрывая сощуренных глаз от не думающего переключится встречного, щелкнул тумблером и включил дальний. Вместе с дальним вспыхнули галогенки на крыше, и противотуманки на бампере, заливая пустую ночную трассу ослепительным белым светом.
Вдруг, пару секунд спустя, всю кабину как будто осветило солнцем. Выжигающим, безжалостным и проникающим, казалось, под череп.
Серый, ударив по тормозам, съехал на обочину и, матерясь, тер глаза, перед которыми плыли концентрические радужные круги.

А затем, через совсем короткое время, пока Серый приходил в себя, параллельно трассе, издевательски прогудев на прощанье, прогрохотал тепловоз.

- А у него-то фонарь всего один на крыше! И помощнее будет! - захлебывался смехом на спальнике, утирая слезы Саня, - Ну, вот, говорил я тебе, что нахрен эта иллюминация не нужна!
Серый, тоже утирая слезы, выступившие совсем по другой причине, виновато бубнил:
- Так кто же знал, что тут трасса параллельно железке, да еще так близко!.. Я думал чайник какой борзый.
- Машинист наверное тоже решил что ты чайник борзый! – не мог успокоиться Белый, - Ты про теорию Эйнштейна что нибудь слышал?
- Какую еще теорию, какого, нах, Штейна?
- Был такой ученый – отдышавшись, поведал Саня
- Ну и?..
- Ну, вот, он сказал как-то, что все относительно, – глубокомысленно заявил Саня.
- Кому сказал? Тебе что ли?
- Нет... Вообще сказал. Больше я, правда, ничего о нем не знаю, – признался Белый, - Рулить то можешь?..
- Да, могу, могу… - Серый вырубил иллюминацию, продолжавшую освещать пустое ночное шоссе, включил поворотник и вырулил на трассу.

До Питера было еще не близко…

Гай Юлий Цезарь, Записки о Галльской войне, Книга 4, в переводе М. Покровского.

По причине малого опыта и несравнимой с опытом высокой самоуверенности, восьмой легион, новонабраный в Провинции стараниями благородного Авия, поставленного легионным легатом, проходя земли келтебуронов, предавался разнообразным излишествам, включая многие симпозиумы с конкубинами из местных, что причиняло ущерб как безопасности легиона, так и величию имени римского народа. Дошло до того, что военные трибуны, братья Ансер Альб и Ансер Кан, самовольно удалившись из расположения легиона, злоупотребили местным вином настолько, что провели последующую ночь в придорожной канаве, к немалому горю их легата, объявившего награду за их спасение и лично возглавившего одну из поисковых групп. Утром протрезвевшие и осознавшие свою вину братья явились перед Авием, который, по великодушию своему и имея в виду заслуги их предков перед римским народом, решил их простить, к удовольствию и одобрению всего легиона. Впоследствии Цезарь утвердил его решение.

Дык, длинный он, в самом деле, и капот кверху открывается, как пасть у крокодила. Такой капот так и называется, аллигаторного типа.
Спасибо, Арне, классно написано, повеселил.

Хороший рассказ, спасибо.

Спасибо, Аарне.

Возвращаясь с работы домой осенью, я часто ехал по лесу в темноте. У меня, конечно, есть и фара, и налобный фонарик.
но велосипедист, которого я встречал в лесу почти каждый день, имел штук пять фар, слепивших что твой паровоз. Я просто закрывал глаза, настолько ярким был свет. Где он столько энергии брал на это дело?

Душевно, душевно.