А не спеть ли нам песню О любви? А не выдумать ли Новый жанр?
Несколько слов о Крэге Буше. Это – пятидесятилетний lionman из Новой Зеландии. Он полагает, что он зоолог, что он занимается сохранением редких видов, но это все от недостатка образования и от желания самоопределиться. Крэг – человек неинтеллигентный. Читать он выучился только к восьми годам, да и до сих пор не очень уважает это занятие. Никаких научных наблюдений, никаких записей он не ведет. На самом деле он просто очень любит крупных кошек, особенно львов. Сохраняет он их почти так же, как вы сохраняете своих кошек и собак: берет котят и выращивает, бурно и плотно общаясь с ними, а потом размножая и выращивая их потомство. С точки зрения профессиональных экологов, поклоняющихся божеству гео-био-ценоза, т.е. единству ландшафта, флоры и фауны, он повинен в преступной ереси антропоморфизации: вместо того, чтобы возвращать животных в их естественную среду, он адаптирует их к человеческому обществу. С точки зрения деловых людей, поклоняющихся божеству экономики, он играет дорогими и опасными игрушками, вместо того, чтобы пытаться приспособить их к современному хозяйству, для их же сохранности, потому что полезность – единственная надежная гарантия выживания. С точки зрения Y&Z, этот человек, с грубым и простым лицом французского деревенского святого, воспроизводит самую суть природоохранной деятельности. Потому что природу надо сохранять не оттого, что человек не сможет существовать в искусственной среде обитания – сможет, еще и счастлив будет, и плодиться будет, и размножаться. И не потому, что это экономически выгодно – приложив определенные усилия и приспособившись, можно извлекать выгоды из любой искусственной среды обитания, да само производство этой среды – жилья, транспорта, одежды, пищи, развлечений – огромный деловой проект, приносящий сверхприбыли. Природу мы сохраняем постольку, поскольку мы ее любим. И Крэг Буш являет собой высокий образец этой любви.
Он просто одержим своими кошками, он тратит на них все свои ресурсы, финансовые, физические и душевные. Глядя на то, как он светлеет лицом, обнимаясь со львом или львенком, испытываешь острую потребность стать лучше, сделать больше, вовсе не обязательно для Крэга и его кошек, для вселенной, для самого себя. Становишься счастливей, заражаясь его счастьем.
В ночь, когда Венди привезла нас на их с Крэгом ферму (раньше там выращивали орехи пекан, до сих пор в воздухе носится запах), когда Крэг помог нам отнести вещи в комнату (скромная, чистенькая комната en suite, из мебели – кровать, стул, платяной шкаф и старый обогреватель; сильнейший ветер сбросил температуру до нуля, что после летней Европы обескураживало так, что зуб на зуб не попадал), когда, натянув на себя все теплое, что смогли откопать в наших дорожных сумках, мы вышли в ласковое дыхание костра, где на железном листе над углями весело шкворчало мясо, на столе дожидалось вино, и где-то в стороне прятался лимонный пирог – а мы принесли еще вина, каких-то шоколадных конфет и белевскую пастилу – к огню вышел Babe. Восьминедельный детеныш берберийского льва, ростом и окрасом в эрдель-терьера, с повадками младшенького ребенка, талантливого, хорошенького, всеми любимого и балованного, слегка капризного и уверенного, что уж ему-то можно все – или почти все.
Юлечку он сразу выделил и немедля забрался ей на колени, где и лежал, ворча, мявая, мурлыкая, покусывая за штаны и куртку, пока Крэг не сделал ему строгий выговор, взял на руки и отнес домой, потому как такие маленькие не должны сидеть ночи напролет со взрослыми.
А мы остались, говорили обо всем на свете, смеялись, шутили, ели, пили и строили планы на следующий день.
Следующий день начался с завтрака.
Нет, разумеется, следующий день начался с гнусного звонка будильника, с героического выдвижения из-под теплого одеяла в холодную душевую и с ужасных двадцати секунд, пока из душа стекала холодная вода. Но потом все-таки настало время завтрака.
Разумеется, не нашего, а очаровательной девочки-жирафа Зенды. Когда-то она отбилась от стада, кочующего по землям Крэга, и пришла к ним в дом. Устоять перед ней совершенно невозможно: угловатая грация подростка, огромные миндалевидные глаза, невероятной длины ресницы. В эту ночь ребенок где-то шлялся, вернувшись домой только в четыре часа утра, несчастный, замерзший, продрогший, нуждающийся в утешении, ласке, и горячем питье. Утешение и ласку мы проспали, но две двухлитровые бутылки из рук Юлечки жирафа благосклонно приняла. Потом пришла очередь Babe, которого нужно было не столько кормить, сколько убеждать, что занятие это важное и серьезное, и что он должен сосать соску, а не покрывало. А потом – что порядочный львенок не должен опрокидывать стулья, жевать кровати в гостевых комнатах, прыгать по столам, охотиться за своим хвостом и нашими шнурками и проч. В какой-то момент Babe было разворчался, но тут за окном закричала Ужасная Птица Петух! Babe младше петуха на полтора года, поэтому относится к нему с похвальным почтением и опаской. Так что на всякий случай он позволил отнести себя в дом, на свою подстилку, откуда храбро ворчал в адрес петуха (Babe по малолетству полагает это рычанием), а потом вдруг уснул. И мы, наскоро перекусив, занялись старшими братьями Babe.
Их у него четыре, одного помета, одиннадцати месяцев отроду. Один из них очень болен, второй выздоровел, но все еще слаб. Так что на прогулку повели только двоих, вопреки активному недовольству всей четверки – они не любят, чтобы их разлучали. Вели львят мы с Юлечкой, и во время этой прогулки остро проявилась разница наших подходов к руководству. Юлечка – прирожденный руководитель, не стесняющийся четко навязать подчиненному свою волю, остановить неуместные порывы, а если нет сил справиться с этим самой, то прибегнуть к помощи специалиста (Крэг постоянно крутился около них). Я же приноравливался к желаниям своего львенка, придерживая его только, если он пытался рвануть в поля или слишком активно барахтался с братом, а если он ложился в знак протеста – больше уговаривал его, чем тянул поводок. Впрочем, львята вели себя достаточно лояльно. Они не пытались нас повалить или проявить какую-либо агрессию, хотя у них были все возможности это сделать – во время кормления один из львят, на наших глазах напористо рванувшийся к аппетитному куску мяса, легко повалил Венди и протащил ее за собой пару метров на поводке.
После львят мы зашли ко взрослым кошкам. Их у Крэга девять: белый и берберийский львы, белая и берберийская львицы, две бенгальские тигрицы, Белый Королевский Бенгальский тигр (девочка 15 месяцев) и пара гепардов. Содержатся они в шести вольерах (львы и белый тигренок живут отдельно, остальные - попарно), которые дополнительно окружены пятиметровым проволочным забором, так что между вольерами и внутренней стороной забора остается коридор метра три шириной, где периодически гуляют люди и гепарды.
Глава колонии – белый лев Джабула. Это благородный джентльмен в самом расцвете сил (семь лет). Он один отвечает Крэгу полной взаимностью, бесконечно радуясь каждому его появлению, и бесконечно же страдая, когда тот уходит. К сожалению, Крэг стареет и не может заходить к нему так же часто, как раньше: инстинкты и навыки притупляются, так что Крэг все больше рискует пропустить дружеский тычок или оплеуху, которые могут оказаться фатальными.
Белая львица – спокойная и послушная дама, но вот парочка берберийцев – родители всех пяти львят – ревнивые, скандальные и прямо-таки опасные существа. Чтобы призвать их к порядку, Крэгу приходится давить на них всем весом своего авторитета, садясь на них верхом. Тигры, по правде говоря, не произвели на меня особого впечатления, а вот гепарды заслуживают нескольких слов.
Гепарда можно отнести к крупным кошкам (да и вообще к кошкам) с большой натяжкой: они довольно маленькие, с овчарку, и деликатного, скорее, собачьего сложения. Их гиенья походка, ужасный крадущийся шаг горбатого убийцы в черной полумаске, совершенно не похожа на кошачью. Кошки их люто ненавидят, сам запах гепарда выводит их из себя, берберийцы рычат и кидаются на ограду, за которой лежит и шипит гепард, им вторят тигры и даже спокойная белая львица. И только Джабула, белый джентльмен, молча и свирепо скользит вдоль ограды, не спуская с мерзавцев своих стальных глаз.
Меж тем, гепард легко приручается и даже мурлычет нежным, почти птичьим курлыканьем. В Средневековье это любимое охотничье животное великих владык, от Великого Могола Акбара, содержавшего в своих охотничьих стойлах около тысячи этих животных, до князя Юрия Долгорукого, известного русским летописям под венгерским именем Гюрги, который в ходе исторической пьянки «во Москове» получил в подарок «пардуса» от своего собутыльника Святослава. Как человек, заходивший в вольер к гепардам а также гулявший с ними по коридору вокруг вольеров, готов свидетельствовать, что звери они отнюдь не свирепые, без приказа и провокации не нападают и даже не шипят. Конечно, со стороны они выглядят как сама смерть, но нельзя же судить только по внешности.
В промежутке между кормлением львят и взрослых кошек Крэг зачем-то решил покатать нас на своем лендровере по своим землям. Нет, конечно, я узнал кое-что новое из этой поездки. Например, посмотрел и даже прокатился на лендровере полувековой давности, а кроме того, подучился смирению (убитая подвеска плюс всякие ямы с камнями этому весьма способствуют). Кроме того, познакомился с трех-пятиметровой родней жирафы Зенды – и опять-таки подучился смирению, когда они вдруг разом быстрым шагом пошли на лендровер со всех сторон и остановились у самого корпуса. (Крэг находит это замечательной шуткой. Что ж, посмеемся вместе с ним.) Но я, честно говоря, предпочел бы что-нибудь менее возвышенное, например, рубить дрова для костра. При должной остроте топора это тоже может научить смирению.
Костер, кстати, был чрезвычайно уместен. Зимой все происходит быстро, еще час назад весело светило солнце, пели птицы, и вот уже спускается тьма, задувает ледяной ветер, и резко падает столбик термометра. Больных львят надо перевести в дом, остальных животных – в теплые загоны, подготовить железный лист, на котором, над угольями, будут жариться мясо и овощи.
В эту ночь мы сломались и ужинали под крышей, окруженные четырьмя стенами, за которыми ревел ветер, и, кажется, шел град. Мы объяснялись в любви друг к другу и к животным, обменивались координатами, обещали помогать, пока и чем можем, причем меры не видели в принципе: Крэг был готов приезжать с лекциями, принимать любых гостей и показывать им все-все-все, а Юлечка собралась восстанавливать отношения с Московским зоопарком, дабы помочь Крэгу достать через них еще кошек. Догадываясь, что на следующем этапе они начнут меняться футболками, я решил напомнить, что нам выезжать в пять утра, а хозяевам вставать еще на полчаса раньше. Я оформил это в виде витиеватого, но очень прочувственного тоста, так что все прослезились, умиленно обнялись и отправились спать.
А на следующее утро автомобиль и самолет унесли нас из этого чудного дома. Надеюсь, не навсегда.
_________________ Я скачу, но я скачу иначе...
|